Александр Михайловский - В закоулках Мироздания

Процесс сбора и сортировки трофеев – увлекательнейшее занятие, и времени на него надо выделять как можно больше. Что взять с собой, что бросить, что пригодится самим, а что пойдет в обменный фонд для контактов с местным населением. Самая большая ценность – это кони, в крайнем случае, мы сможем верхами уходить от любой погони, почти не уступая в скорости своим преследователям. Но это в крайнем случае. Все остальное вторично – запас фуражного зерна и продовольствия, кузнечный инвентарь, полевые кухни, большое количество холодного оружия и кавалерийской экипировки. В кухнях, кстати, кипел уже почти готовый обед, а металл оружия и снаряжения был довольно неплохого качества. Своим мастерством тевтоны явно превосходили коренное население этого мира и, если бы они не были такими сволочами, то жили бы просто припеваючи – знай себе торгуй изделиями из металла.

Тевтонский обед я, кстати, приказал вылить, и отец Александр одобрил мое решение. Неизвестно, чего намешали туда покойные повара, и неизвестно, какие заклинания произносили над этой едой тевтонские маги. К тому же женщины под руководством Клавдии почти закончили готовить свою собственную похлебку, и поступить по-иному было бы неуважением к их труду. Тот, кто слишком много жадничает, тот мало живет. Единственным ценным приобретением в продовольственной части тевтонского обоза была обычная картошка, которую местные называли чертовым яблоком и наотрез отказывались есть. Но ничего, у нас так: не умеешь – научим, не хочешь – заставим. А тот кто не с нами – тот против нас.

Кроме всего прочего, нашей добычей стали еще три серебряных кольца офицеров СС. Еще одно мы не нашли – скорее всего, оно было уничтожено ударом молнии вместе со своим хозяином. Эти кольца тоже становились для нас проблемой, ибо они отчаянно фонили, выдавая наше возможное местоположение.

И последней причиной продления нашей стоянки была наша пленница по имени Гретхен, которую Колдун не рекомендовал трогать до самого утра. Сейчас она по большей части спала, а в короткие периоды пробуждений ее кормила с рук вторая наша девочка – Зайчонок, в миру называвшаяся Яной. И я, и мои бойцы – все мы баловали этого ребенка, которому с рождения не хватало любви и ласки. И вот она, золотая душа, сама вызвалась посидеть с пленной и поить ее из кружки горячим бульоном и сладким чаем.

Быть может, это была с ее стороны просто доброта, а может быть, и гениальный тактический ход, призванный склонить пленную к общению, ибо местные девки тевтонку, даже такую слабую и беспомощную, боялись и ненавидели до зубовного скрежета. Наши же парни у Гретхен вызывали испуг, граничащий с шоком. Когда она увидела меня, уже умытого, такого красивого и благообразного, то с криком «найн» сжалась в комок, стремясь поглубже зарыться в соломенную подстилку, будто я собирался прямо тут съесть живьем. Кончилось все тем, что прибежала Птица и, размахивая руками, прогнала меня, будто я задумал совершить с ней что-то нехорошее. Да как бы не так, для совершения всего «нехорошего» мне вполне хватает и малышки Туллии, а вид мосластого полудетского тела Гретхен не вызывает у меня ничего, кроме брезгливой жалости. Чтобы она начала мне нравиться, ее еще откармливать и откармливать.

Кроме Зайца и Птицы, больную регулярно навещал Колдун, выполняющий роль лечащего врача, тоже не вызывавший у Гретхен приступов паники. Конечно, одиннадцатилетний парень ни хрена не разбирался в медицине, но, быть может, магическое чутье, а быть может, талисман позволяли ему утверждать, что процесс выздоровления идет успешно, и уже утром с больной можно будет разговаривать на отвлеченные темы. Не будем называть это допросом, тем более что чисто военные темы нас интересуют не особо. Куда больше мы хотели бы узнать сведенья о физической и политической географии этого мира. Нет, несколько комплектов тевтонских карт у нас уже есть, но это карты командиров звена взвод-батальон, показывающие лишь ближайшие окрестности, без детальных обозначений. А мне хотелось бы иметь побольше информации из первых рук. Ну ничего, это дело подождет до завтра. Все равно, пока мы не спустимся на равнину, путь у нас только один – вперед по ходу ущелья.

Едва солнце зашло за вершину горы, то на нашу стоянку сразу же упала густая тень, принесшая с собой полумрак, прохладу и сырость. Слишком уж узким и глубоким было ущелье у перевала, слишком крутые были у него стены. А на костровой площадке, где уже кипел большой бронзовый казан, началось нечто вроде импровизированного праздника с музыкой и народными плясками. Вроде бы намечалось продолжение вчерашнего вечера, но не совсем. Теперь веселье было куда более искренним и неподдельным, и его сексуальный окрас был почти незаметен, будто последующее деление общей компании на пары и уединение этих пар для совместного занятия любовью подразумевались заранее. Люди просто радовались – победе, жизни, вкусному ужину и отдыху в безопасности, в большой и хорошо вооруженной компании. Не радовалась только наша пленница, но всем нам на ее настроения по большому счету было глубоко наплевать.

Поздний вечер. Штандартеноберюнкер СС Гретхен де Мезьер, дочь великого госпитальера Нового Тевтонского ордена.

На этот раз я проснулась от дикарского грохота барабанов, свиста дудок, топота десятков ног и множества громких задорных выкриков. Победители праздновали гибель трех панцергренадерских эскадронов СС, и от понимания этого к горлу подкатывал сухой ком. В висках толчками, в такт барабанам, била кровь, ужасно болела и раскалывалась голова. Казалось, что неведомые танцоры пляшут прямо на моей несчастной макушке. Кроме того, болело все тело, которое, казалось, сковали неведомым заклинанием и вонзили в него мириады мелких и очень острых иголок. Но в отличие от предыдущих моих пробуждений, которые мною воспринимались как полусон-полубред, мыслила я достаточно ясно и могла отличить реальность от навязчивых видений.

А видения, которые посещали меня во время прежних пробуждений, были одно ужаснее другого. Последнее, что я помнила, были летящие прямо в лицо пыль и камни, острая режущая боль в груди и животе, а потом падающий прямо на меня кусок неба. По крайней мере, так мне тогда казалось. Мне было очень страшно, совсем не хотелось умирать и идти к нашему Темнейшему покровителю херру Тойфелю.

Ведь я еще так молода и не испытала в жизни ничего, что стоило бы испытать. Я даже не встретила еще настоящего мужчину, а те мальчишки-кадеты, с которыми я могла бы попытаться заняться любовью, по отзывам моих более опытных подруг, кончали чуть ли не раньше, чем успевали спустить штаны. Тупое сопливое жлобье, а не воины, на плечах которых будет покоиться благополучие нашей арийской расы. Несколько раз я пыталась завести отношения с наставниками, но они все как один оказались монахами, которые не интересуются женщинами. И вот я лежала на спине, плакала, чувствовала, как жизнь уходит из меня, и смотрела в безумно-голубое небо, покрытое перистыми облаками, пока не потеряла сознание.