Борис Батыршин - Внеклассная работа

Июль 2000 года, Франция, рейд города Бреста

«Красное тревожное солнце вставало над океаном, вырвавшись из свинцовой хмари, тяжело придавившей восточный горизонт. На западе такой же причудливой сизой тучей громоздились контуры старинного порта. Паруса встрепенулись и напряглись, почуяв усиливающийся ветер. Розовым облаком скользил по морю романтический барк, а с подветра его бдительно сторожило серо-стальное, узкое, угловато-хищное порождение НТР. Расчехлённые пушки фрегата слепо уставились на парусник.

„Будет буря“, – подумал седой капитан, вынимая изо рта обязательную по законам жанра пенковую трубку и сверху вниз разглядывая своего ничтожного собеседника мудрыми глазами морского волка. – „Что ж, будет буря – мы поспорим…“

Между тем ничтожный собеседник всё не унимался. Он топорщил усики классического злодея, вертел на толстом пальце толстую золотую цепочку классического кровопийцы-эксплуататора и тыкал другой рукой в сторону фрегата.

– Сопротивление бесполезно! – каркало ничтожество. – Последний раз спрашиваю: где сокровища?

– Сокровища… – задумался капитан. – Истинное сокровище – это наш русский мятежный дух. И его у нас действительно много.

– Какой дух? Я говорю о швейцарских сокровищах!

О шестидесяти трёх миллионах! Капитан, куда вы дели золото Альп?

– Какое золото? – очень натурально удивился капитан. – Наши люди, наши мальчишки – вот наше золото!

И он обвёл рукой вокруг себя. Все свободные от вахты курсанты полукругом столпились на шканцах (вопиющее нарушение традиций, но на что не пойдёшь ради святого дела!) и угрюмо разглядывали негодяя шантажиста. Детские ручонки до посинения сжимали рукоятки кортиков и пистолетов; синие галстуки трепетали на ветру.

– А в Альпах золота нет, – продолжал капитан. – Это даже по телевизору каждый день рассказывают…

– Правильно! – возмутился негодяй. – Теперь уже нет! Ну вот что! Не хотите по-хорошему…

Порыв берегового ветра накренил огромный винджаммер [14] Винджа́ммер (с англ – «выжиматель ветра») – последнее поколение крупных коммерческих парусников, появившееся в конце XIX века. , негодяй комично зашатался. Капитан отдал необходимые распоряжения, и парусник, слегка изменив курс, пошёл быстрее. Сизые тучи приближались; город исчез за серой стеной грозы.

– …Мы арестуем ваш корабль! Идите в порт, ссаживайте несовершеннолетних…

– Ну уж нет, – усмехнулся капитан. – Никто не покинет корабль в беде. Изволите брать заложников? Сто пятнадцать детей?

Он снова обвёл рукой вокруг. Дети с блеском в глазах придвинулись ближе.

– Зачем нам заложники? – удивился негодяй. – Нам нужно наше золото! На худой конец мы удовлетворимся этим кораблём!

– Не-ет, – покровительственно протянул капитан. – Вы не понимаете. Что к нам попало – то попало навсегда.

Ваше золото Альп, например. Да и этот корабль, он ведь тоже когда-то к нам попал. Был немецкий „Коммодор Йенсен“, а стал – наш. Взяли – и никому не отдадим. Хотите, и вас возьмём?

– Что? – растерялся негодяй.

– Взять! – скомандовал капитан, и гардемарины бросились вперёд. – Лево руля! К повороту фордевинд…

Короткая сумятица на шканцах, резкий хлопок многотонных парусов и рёв налетевшего шквала – всё слилось в одном мгновении истины. Седой капитан, как всегда, точно выбрал момент. Бушующий ливень накрыл и винджаммер, и вражеский фрегат; видимость упала до нуля; но расчёт был точен. Опасно накренившись, звеня вантами, чертя реями по волнам, шеститысячетонный парусник набрал девятнадцать узлов и форштевнем крупповской стали смял алюминиевое дитя прогресса, как пустую консервную банку. Путь в открытый океан, в нейтральные воды был свободен».

Историк выложил на стол стопочку отпечатанных на принтере листков. Народ молча внимал.

– Ну, у кого-нибудь есть что сказать, коллеги?

На занятиях исторического кружка мы обращаемся друг к другу только так – «коллега». Поначалу народ хихикал, а потом ничего, привык, даже понравилось. Всё чаще слышишь не на кружке, просто на перемене: «коллега» да «вы». А что, прикольно!

Я откашлялся. Взял, понимаешь, манеру…

– Но ведь такого не было, Григорий Петрович?

Новый историк – мужик классный. Он появился как раз в тот день, когда мы со Светкой провалились в 1904-й год, в Порт-Артур, осыпаемый с моря японскими снарядами. И вернулись назад – в ту же самую минуту, когда покинули «своё» время. А в прошлом – там, в девятнадцатом веке прошло, между прочим, не меньше суток…

Георгий Петрович довольно молод – если сравнивать с тётеньками-педагогами школы. Носит потёртые джинсы и длинный, грубой вязки свитер с высоким воротником. «Водолазный» – сказала англичанка Людмила Ивановна. – «А-ля Хемингуэй. Типичный шестидесятник». Я не понял и переспрашивать не стал, но дома немедленно полез в Википедию. Хемингуэй оказался знаменитым американским писателем и крутым мужиком: и на войне был, и в море ходил… Пил, правда, неумеренно, отчего и помер. То есть помер оттого, что застрелился, побывав предварительно в дурдоме, – но ведь ясно, отчего он туда попал…

На фотке в вики-статье он как раз в таком свитере. Они, как пояснила другая статейка (ГУГЛ мне в помощь!), были весьма популярны у студентов шестидесятых годов прошлого века – тех, что пели под гитары у костров авторские песни и строили целину. Или БАМ? Не помню, что они там строили… беззаветные романтики, грезящиеопрекрасном будущем вроде ефремовской «Туманности Андромеды».

И увлечения эти, и грубые свитера с высокими воротами остались с шестидесятниками на всю жизнь. Дядя Витя и англичанку относил к этому поколению… Но вот историк, которому от силы лет тридцать пять?

Дело, конечно, не в одежде – хотя кое-кто из педагогов постарше косится на него с неодобрением. О гламурных старшеклассницах и вовсе молчу – те презрительно морщат носики при виде свитера и джинсов. Завучиха уже наезжала на историка на предмет соблюдения дресс-кода. А тому хоть бы хны – ходит в чём привык. И вообще, ему ничего не стоит присесть на краешек своего стола и вести урок, болтая ногой, обутой в старую кроссовку.

Ну и пусть, я считаю. Учитель он классный.

Я и раньше любил историю, но теперь её оценили и другие. Скучать на уроках Григория Петровича не приходится: например, он взял манеру крутить нам старые исторические фильмы. Или читать отрывки романов. А как-то раз принёс клетчатое поле настольной игры и горсть пластиковых солдатиков – и мы всем классом радостно кидали кубики и двигали фишки.