Борис Батыршин - Внеклассная работа

Несмотря на вольное обращение с программой, учить историю стало легче. Собственно, я её и не учу – нужные картинки всплывают в памяти сами по себе. По ключевым словам, так сказать. Только запоминаю главные даты, ну ещё имена…

Исторический кружок – это тоже затея Григория Петровича. Заняв место прежней исторички, он развернул бурную деятельность. В новый кружок записались не только наши, из восьмого «В» и параллельных, но и народ постарше – семеро из девятого, несколько десятиклассников и даже двое из выпускного, одиннадцатого.

После заседаний мы устраиваем коллективное чаепитие. Школьными правилами это не одобряется, но историку всё сходит с рук. Под конец занятия кто-то бежит в магазин за кексиками. Григорий Петрович, заговорщицки улыбаясь, извлекает из шкафа электрочайник, мы сдвигаем стулья вокруг парты с угощением. Девчонки стали притаскивать из дома пирожки и прочую бабушкину выпечку. Сегодня и я намерен удивить «коллег»: в рюкзаке ждёт кулёк с шоколадными «картошками» – самодельными микро-пирожными из какао «Золотой ярлык», сгущёнки, перетёртого в порошок печенья и ореховой крошки. Старый мамин студенческий рецепт. Правдав дни еёмолодости в эту смесь лили, кажется, ещё и коньяк – ну да мы пока воздержимся.

Но это всё потом. А сейчас – традиционная разминка в начале заседания.

– Так это всё не на самом деле? Просто фантастика, как в прошлый раз?

Неделю назад десятиклассник Олег предложил для разминки отрывок из книги в жанре альтернативной истории. Тема, как не раз замечал Григорий Петрович, преданная в академических кругах анафеме. Но на наших разминках можно всё: один их кружковцев предлагает историческую развилку – точку бифуркации, говоря научным языком, – и начинается спор о том, как могли бы развернуться дела при разных вариантах событий. А вот сегодняшняя тема в обычную схему не вписывается…

– Фантастика не фантастика, а жизнь порой позаковыристее любого романа! – отозвался историк. Он уже успел занять любимое место на краю стола. – Вот ты, Олег можешь обосновать, почему такого быть не могло?

– А потому что это международный скандал! Наверняка об этом до сих пор помнили бы. Да и сам корабль я сколько раз по телику видел – в международных парусных регатах.

– Ага, и каждый раз его пытаются конфисковать! – добавил Вовка Дёмин из параллельного «А». – Как вот недавно, в Норвегии…

Я живо представил себе огромный белопарусный барк, блокированный в порту НАТОвскими сторожевиками. Нет, жаль, что это фантастика. А то бы как в старом чёрно-белом фильме: белый крейсер, рвущийся из гавани сквозь стену водяных столбов от снарядов. И неуклюжая канонерка, ковыляющая в кильватере.

А ведь я видел собратьев этого красавца – в боевой серо-оливковой окраске, со свежими повреждениями от японских мин…

– Признаюсь, это вымысел – фантастический рассказ, который написал один мой друг. Давно, лет десять назад. Вчера рассказ случайно попался мне на глаза – и я подумал, что любопытно было бы обсудить его с вами:

…«„Миражи“ вылетели на поиски взбунтовавшегося барка, как только кончился шторм, – но ничего не нашли. Летучий Россиянец исчез бесследно. Это было настолько скандально, беспрецедентно, антинаучно и неполиткорректно, что в СМИ не просочилось ни намёка на злостное Нарушение Основ. Естественно, Россию тоже быстро убедили: золото Альп пропало для всех – зато вот в молчании, например, золото неистощимо! Однотипный древний парусник, полвека гнивший в немецком порту Травемюнде в должности морского музея, был в кратчайшие сроки за деньги Мирового Сообщества отреставрирован, закамуфлирован и перегнан в Петербург – исполнять роль мятежного близнеца. Курсанты тоже получили биографии-двойники… короткие, правда, зато героические.

Казалось бы, инцидент исчерпан. Мало ли легенд бродит среди моряков! Какой гламурный журналист или элитный обозреватель пойдёт по портовым кабакам искать правду жизни? А чего нет в сознании гламурной элиты – того нет и в реальности».

– Так не бывает! – уверенно заявил девятиклассник. – Какая-то теория заговора – «Убедили… заплатили… новые биографии…» В наше время такое скрыть невозможно, тем более в Европе! Как они, к примеру, скрыли бы гибель военного корабля, да ещё заставили молчать команду? Не все же они перетопли?

– Моглии приказать! – откликнулся другой – Подписку взять о неразглашении. Моряки – люди военные.

– Да при чём тут – военные, не военные?! – не сдавался девятиклассник. – У каждого сматрфон в кармане, только и знают, что на Ютюб ролики выкладывать! А если запретить – немедленно в суд! Вон как с нашей СУшкой над американским эсминцем на Чёрном море – помните? Сами матросики и сняли, и выложили, и интервью даже дали, как их флот облажался. И – никому ничего. Права человека, понимать надо!

Историк довольно ухмыльнулся – разминка набирала темп.

Весеннее утро прекрасно. Москва сегодня выглядит не по календарю, на котором всё ещё значится март: осевшие, подтаявшие сугробы, покрытые чёрной коростой, превратились в островки, стыдливо прячущиеся в тени. Небо по-апрельски голубое и бездонное, и кое-кто из прохожих уже отказался от зимнего утепления в пользу ветровок и жилеток. Асфальт под ногами светлее, и лишь вдоль трещин растекаются чёрные полосы сырости.

«Жаль, ненадолго, – думал Сёмка, весело вышагивая вдоль переулка. – Апрель, наступивший недели на две раньше срока – это, конечно, приятно. Но будут ещё и похолодания, и снегопады, заметёт ещё не хуже, чем в феврале. А ведь ещё неделька такой теплыни – и можно вытаскивать ролики».

Да, весна в этом году выдалась насыщенной. Во всех отношениях. И главное событие – их со Светкой невероятный визит в прошлое и столь же невероятное возвращение. А когда они осознали, что сутки с лишним, проведённые в 1904-м году, уложились в несколько секунд времени двадцать первого века…

От шока их спасла, наверное, та презентация по истории. Сёмка почти не помнил своего выступления – слова путались, застревали на языке, эмоции зашкаливали. Слушали его с растущим недоумением: так можно было говорить о чём-то животрепещущем, о том, что вот сейчас обожгло, зацепило – и никак отпустит. Это так не вязалось с обычной Сёмкиной манерой – слегка ироничной, отстранённой, если не по отношению к материалу, то уж по отношению к слушателям точно, – что обеспечило тишину в классе на все десять минут, пока он наконец не взял себя в руки и не умолк.

Как только Сёмка закончил, в классе повисла тишина. На всех лицах было написано: «Что это было?» Светкины глаза, полные слёз, приковывали к себе его взгляд, и поэтому слова Григория Петровича «Что ж, молодой человек… м-м-м… убедительно… я бы даже сказал, весьма убедительно» прозвучали для Сёмки как сквозь слой ваты. Он не знал ещё нового педагога: историк вошёл в класс до их со Светкой появления, и ребята не слышали, как Татьяна Георгиевна представляла его классу.