Борис Батыршин - Внеклассная работа

Попадалась публика поприличнее: продефилировал морской офицер под руку с барышней; прошествовал господин азиатской наружности, но в европейском платье – котелок, тросточка, золотая цепочка часовая цепочка поперёк круглого живота. За господином, оскальзываясь, поспешали трое китайцев. Каждый из них тащил короткую бамбуковую палку и бесцеремонно пускал её в ход всякий раз, когда надо было расчистить дорогу среди толпы соотечественников.

Строения, теснящиеся вокруг гавани, да и сам город – та часть, которую довелось увидать ребятам во время недолгого путешествия, – вызывали только лишь уныние. Бесконечные ряды дощатых сараев (Галина назвала их «пакгаузы»), покосившиеся домишки, будки, горы хлама. Повсюду копошатся китайцы; немногочисленные европейцы, по всей видимости, русские, в основном важно? надзирают за работами. Грузы китайцы перемещают либо на себе, либо на мелких неказистых лошадёнках или ослах. Несколько раз ребята миновали команды солдат и матросов; один раз прошли весёлые краснолицые казаки с узелками и вениками под мышками. «В баню ходили», – сказала Галина.

В общем, смотреть в Порт-Артуре оказалось не на что – если бы не стоящие в гавани корабли. Сёмка не мог оторвать взгляда от этих красавцев: то и дело поднимал планшет, фиксируя корабли на видео и на фото. Конечно, они куда скромнее тех, что показывали по телику; мальчик не разбирался в мудрёных «водоизмещениях», но и так понимал, что рядом с атомным авианосцем самый большой корабльв этой гавани – не более чем речной трамвайчик. И всё же они красивы, эти русские крейсера и броненосцы, по воле царя оказавшиеся на краю света. Галина знала их наперечёт – вот «Диана», вот «Баян», там, дальше, «Победа» с «Пересветом», за ними – длинный, узкий, как клинок нахимовского палаша, «Новик». О нём и его командире, капитане второго ранга Эссене, девочка говорила с таким упоением, что Сёмке показалось, она неровно дышит к этому неизвестному им моряку.

Вообще, осведомлённость гимназистки в военно-морских делах была удивительна; Сёмка даже рискнул высказать это удивление вслух. Галина только усмехнулась: «Чего же вы хотели? Артур – база флота, здесь каждый китаец наперечёт знает и корабли русской эскадры, и старших офицеров…»

За разговорами обогнули гавань; перемазали обувку в ледяной каше у раздолбанных бревенчатых пирсов, где теснились баржи-грязнухи и шаланды, принадлежащие управлению порта. Гнилой угол, дальний конец гавани, полностью оправдывал своё название: всякий раз в отлив вода уходила, обнажая покрытое жидкой грязью дно. На берегу грязи оказалось не намного меньше – разве что через особо глубокие колдобины были переброшены доски.

Казимир предлагал то одной, то другой девочке перенести их через очередную канаву на руках; предложения были с негодованием отвергнуты. Пришлось денщику и Сёмке вязнуть в грязи, поддерживая барышень, пока те перепархивали с доски на доску.

К казармам пехотного полка, за которыми стояли дома офицеров, подошли уже в темноте – об уличном освещении здесь, похоже, вовсе не слыхали. У казарм было почище: дорожки выложены булыжником, через особо большие лужи перекинуты дощатые мостки. Казимир поведал, что недавно и здесь грязь была непролазная, но генерал Кондратенко, к чьей дивизии причислялся расквартированный на Тигровке стрелковый полк, посетил расположение, изгваздал генеральские брюки и устроил полковому командиру «распеканку». С тех пор солдаты выложили дорожки натасканным с берега булыжником.

– Пришли! – Галина остановилась перед небольшим аккуратным домиком с веселенькой ажурной верандой. – Здесь мы и живём. А с другой стороны вход на половину Скрыдлей. У них ещё дочка, Вера, помните, я вам рассказывала?

– Галина? Куда ты подевалась, негодная девчонка? – на веранду вышла стройная, лет тридцати пяти, не больше, дама в персиковом платье до пола. – Мы места себе не находим от волнения – решили, что тебя убило во время обстрела! Зачем, скажи на милость, понадобилось уходить из гимназии? Отец сразу, как началась бомбардировка, поехал за тобой, а ты… А уж от вас-то, Казимир, не ожидала такого легкомыслия! – дама закончила гневную тираду, обращаясь к денщику.

– Пани ясновельможна, Татьяна Еремевна, то не моя ви́на, Езус сшвядкем! [4] Господь свидетель (польск.) – принялся оправдываться солдат. От волнения он густо пересыпал свою речь польскими оборотами. – Я паненку по всему городу искал, а тут япошка, пся крев, бомбы бросать принялся!

– У-у-у, предатель! – Галина состроила недовольную гримаску. – Всенепременно маменьке надо рассказывать, не мог помолчать…

Хозяйке препирательства, похоже, надоели.

– Ну довольно, Галина, уймись, марш переодеваться и мыть руки! Ужин уже остыл…

И тут только заметила спутников дочери:

– А это кто с тобой? Простите, господа, сразу не заметила… Что же ты не представишь меня свои друзьям?

– Светлана и Семён… э-э-э… – девочка виновато улыбнулась. – Представляешь, мам, мы встретились возле пакгаузов, в порту. Там такие толпы были, паника, меня чуть с ног не сбили! А мадемуазель Светлане даже дурно сделалось!

– Ну ладно, потом расскажешь. – решительно заявила хозяйка дома. – Проходите, молодые люди, проходите, сейчас велю горячего чаю! Дуняша, неси поскорее плед, а то наша гостья совсем зазябла…

Ребята вслед за новой знакомой шагнули в уютное, пахнущее печёным хлебом тепло.

– Скажите-ка, юноша, что у вас во Владивостоке говорят о начале войны? – отец Галины, ловко подцепил палочками пельмень. Пельмени были не простые – китайские; Топольские сразу по приезде взяли местную кухарку. Супруга хозяина дома успела уже посетовать на то, что русской прислуги в Артуре днём с огнём не найти; по её словам выходило, что китайцы трудолюбивы, вежливы и почти не воруют. А вот кухня их выше всяких похвал, хотя русскому человеку и непривычна. Да вот сами попробуйте…

Пельмени, носящие название «дим сум», полагалось подавать к чаю. Начинку этого лакомства составляли креветки и отваренные побеги бамбука. На стол «дим сумы» подавала кухарка Топольских, миниатюрная китаянка Киу Мийфен, что, как тут же объяснила Галина, означает «осенний аромат сливы».

Матушка Галины готова была часами рассуждать о достоинствах китайской еды; глава семьи относился к этому с некоторой иронией, но супруге поддакивал во всём. Похоже, штабс-капитан Топольский дома являл собой законченный тип подкаблучника, что, кажется, нисколько не мешало семейному счастью. Галина же то и дело фыркала в чашку, слушая маменькины сентенции о пользе восточной кухни, но вслух возразить не решалась.

Сёмка отложил палочки (спасибо суши-барам, не опозорился!) и солидно откашлялся. Назревал серьёзный мужской разговор – о политике, конечно, тем более что кроме самого Анатолия Александровича мужчин за столом не было: в семье Топольских росли одни девочки. Знать бы только, что тут за политика…