Валерий Елманов - Проклятое золото храмовников

От нечего делать Петр принялся поглядывать по сторонам, благо, рост позволял – прочие были или ниже или существенно ниже. Увиденное его насторожило. Например, возраст. По его мнению, контингент в церкви должен был преобладать как минимум пожилой, а здесь сплошь крепкие парни или мужики. Да и женщины отсутствовали – исключительно мужской пол. Понятно, у баб на Руси куда больше повседневных забот и хлопот даже в воскресный день, но чтоб ни одной…

Опять же и взгляды, устремленные в сторону Сангре, дружелюбием не светились. Скорее напротив, враждебностью. А с чего бы? Вдобавок пара-тройка лиц ему показалась знакомыми. Не больно-то, но где-то ему с ними разок, а то и два встречаться доводилось. А где? Всего неделю назад он находился в Литве, а будучи в Тверском княжестве неотлучно пребывал в Липневке. Странно.

Поначалу старания вспомнить ни к чему не приводили, но кто-то сзади обратился к соседу Петра, назвав того Ольхой. Едва было произнесено имя, как в голове Сангре словно сработал тумблер, мгновенно переключив память на воспроизведение: небольшая полянка, в середине ее яркий костер, окруженный со всех сторон белым снегом и черными соснами, и они с Уланом, выбивающиеся из сил, но упорно держащиеся против десятка ратников тверского боярина Ивана Акинфича. «Нет, против девяти, – поправил он себя. – Ольха, как десятник, стоял подле боярина и в драку не встревал».

Стараясь не вертеть головой, он попытался, насколько возможно, посмотреть вправо и влево. Так и есть. Вон там, почти у стены, застыл ратник, которому Петр нечаянно разбил нос, а по соседству другой, получивший хороший пинок по заднице от Улана. И, скорее всего, будь посветлее, он смог бы опознать еще двоих или троих…

И что получалось? То ли Иван Акинфич за эти пару-тройку месяцев действительно успел окочуриться, а свежеиспеченная вдова и впрямь решила продать терем мужа, то ли это – самая настоящая западня, подстроенная мстительным боярином. Сангре многое бы отдал, чтобы оказалось верным первое из предположений, но сердцем чувствовал – на самом деле подлинно второе. Не зря они разделили их с побратимом, а потом и разоружили его самого.

Да и Пушата, как ему сейчас припомнилось, выглядел сегодняшним утром не ахти веселым. Скорее смущенным. Не возрадовался он, и когда Петр пообещал за выгоревшее с покупкой дельце увеличить вознаграждение вдвое. Вчера-то у него от возможности получить гривну глаза горели, а сегодня, услышав о второй, даже не улыбнулся. И во время осмотра терема старался держаться не рядом, а где-то в метре от них. Не иначе опасался, что и ему достанется, когда начнется заварушка.

Оставалась надежда, что Улан вовремя сообразит про ловушку. К тому же у него при себе остались и сабля, и нож. Впрочем, и у Петра кое-что имелось. Эти пентюхи слишком рано успокоились, посчитав, что тесак на поясе и есть засапожник. На самом деле помимо него у Сангре за каждым голенищем хранилось по метательному ножу.

«Жалко, сюрикэны с собой не захватили, – мимоходом подумал он, но отогнал от себя эту мысль. – Надо драться тем, что есть, а плакаться на то, чего нет, будем позже», – и он принялся прикидывать, что делать дальше.

Вариантов снова было два. Один – если снаружи раздастся голос Улана, призывающий на помощь. Следовательно, надо готовиться к попытке прорваться к выходу из церкви в любой момент. Второй, если до конца службы ничего не произойдет. Но лучше все-таки выйти заранее, не дожидаясь конца. Заодно получится отличная проверка. Попрутся следом остальные – железно западня, а нет, появится время для розыска друга. О том, что Улана вполне могли успеть убить, он старался не думать.

Итак, первоочередная задача – выйти из церквушки самым первым или одним из. Петр, уже не таясь, оглянулся и, сообщив Митрофану, что хотел бы особо помолиться перед своим покровителем, принялся решительно протискиваться назад, но не к самому выходу, а чуть наискось, к стене, где перед какой-то темной мрачной иконой с ликом неведомого святого горела пара свечей. Пропускали его неохотно, но продраться удалось.

Итак, первый шаг сделан. Далее последовала актерская игра: после пары минут молитвы он, демонстрируя, как ему жарко, старательно вытер пот со лба и неспешно расстегнул полушубок. Выждав минуту, он внезапно пошатнулся, облокотился на первого попавшегося и слабым голосом попросил его вывести из церкви на воздух. Тот чуть замешкался, вопросительно оглянулся на Митрофана, еле заметно кивнувшего в ответ, и повел навалившегося на его плечо всем своим телом раба божьего Петра к двери. Откуда ни возьмись, взялся и второй помощник, крепко ухвативший Сангре за локоть с другой стороны.

Выйдя, Петр жадно сделал пяток глубоких вдохов и выдохов, не столько притворяясь, сколько на самом деле наслаждаясь чистой холодной свежестью. Правда, при этом он не забыл просканировать глазами боярский двор, отыскивая Улана. Увы, друга обнаружить не удалось.

Бежать Сангре не торопился, хотя момент был самый подходящий – всего двое сопровождающих и больше никого, а освободиться от их хватки – пустячное дело. Но на него вновь нахлынули сомнения. А вдруг Улан на самом деле в погребе и продолжает дегустировать местные запасы алкоголя или его зазвали обратно в терем? Хорош же будет он сам, устроив потасовку.

Появление на высоком крыльце Ивана Акинфича в сопровождении пяти вооруженных ратников Петр воспринял почти с облегчением. Теперь точно известно, какой из вариантов истинный. Правда, и возле него самого народу поприбавилось: не дожидаясь окончания службы наружу вслед за Сангре и его провожатыми высыпала чуть ли не половина молившихся. Однако это его не пугало. Стало окончательно ясно, что делать.

Приветственно махнув рукой боярину, начавшему неспешно спускаться по крутой лестнице, Петр завопил:

– Ба-а-а, какие люди! Салют героям Шипки и Бородина от освободителей Христмемеля, – и он, с радостной улыбкой сам неторопливо шагнул к Ивану Акинфичу. – Неплохо выглядишь, старина, только извилину поправь, а то перекосилась. А мне видеть тебя такое счастье, что не приведи господь. Одного не пойму: чего ты в боярыни записался? Вроде на Руси трансвеститы и прочие уроды не приветствуются. Или ты к гей-параду готовишься? Так день десантника не скоро, – продолжал он молоть что ни попадя, одновременно с этим постепенно продвигаясь поближе к крыльцу.

Вторично использовать трюк Улана с захватом боярина в заложники он не собирался – достать из голенища сапога нож ему не успеть, да и пятерка воинов за спиной Ивана Акинфича выглядела слишком серьезным препятствием. Зато он таким образом выигрывал свободу для будущего маневра, поскольку ратники, высыпавшие вместе с Петром из церквушки, не видели особого смысла удерживать загадочного иноземца (не к воротам же идет, а направляется вглубь двора, к терему), и слегка отстали. Да и те двое, что выводили Сангре на свежий воздух, отпустили его руки, терпеливо дожидаясь боярских распоряжений. Иван Акинфич молчал, оторопев от столь неслыханного по своей наглости обращения к нему.