Валерий Елманов - Проклятое золото храмовников

– А это, стало быть, твои хунвейбины, – широким жестом указал Петр на оставшихся за его спиной ратников и попутно прикинул, насколько далеко он от них отошел. Получалось, шага на четыре. Вблизи оставались лишь двое, поддерживавшие его на выходе из церквушки. – То-то гляжу, кое-какие рожи мне знакомы. Да и как иначе, когда мне их чистить довелось. Или недостаточно? Так это мы мигом. Ты свистни и любой каприз за ваши гроши на нашем морозе…

– Ты, собака, чтой-то разговорился не по чину, – недовольно проворчал боярин. – А что веселишься, так оно хорошо. Дозволяю, – благодушно махнул он рукой. – Чай, в останний раз. – Приятелю твоему уже не до веселья, а ты поблажи, покамест, – он на мгновение призадумался, – покамест колокола не затрезвонят, – и он многозначительно усмехнулся.

– И на том спасибо. А какая собака? – бодро поинтересовался Петр, делая новый шажок навстречу. – Если кобель, то не возражаю и спорить не стану. А вот на суку не согласен. Ты ее себе забери, благо, ею и представился, то бишь боярыней.

Иван Акинфич побагровел.

– Да я тебя… – задохнулся он от злости.

– И я о том же, – кивнул Сангре. – А слабо лично побазарить со мной за жизнь? Или есть опасения за больничные последствия и ты зажал гроши на инвалидную коляску?

Но тут грянули колокола. Раскатисто, басовито, степенно. С первым же ударом Петр торопливо сорвал с себя шапку и, подмигнув, предложил боярину.

– Помолиться-то не желаешь? Или ты еще и нехристь?

Тот не ответил, но по многозначительному взгляду было ясно – будущему пленнику и это зачтется, не забудется, но попозже, а пока… И Иван Акинфич, неспешно сняв высокую черную, с легкой проседью, бобровую шапку, поднес два перста ко лбу. Его примеру торопливо последовали и прочие ратники, вдобавок повернувшись к Петру спиной, поскольку и церквушка, и белокаменный Спасо-Преображенский собор находились позади.

«Пора», – решил Петр, прикинув, что лучшего времени ему не найти. Он тоже развернулся, как и все прочие, в сторону соборной громадины, возвышавшейся над церквушкой, перекрестился. Но, во второй раз поднеся щепоть к левому плечу, в следующий миг стремительно выбросил руку в сторону ближайшего ратника справа, рубя ребром ладони его по горлу и заваливая на остальных.

Получилось удачно – сработал эффект неожиданности. Когда буквально на твоих глазах ягненок внезапно превращается в волка, нужно хотя бы несколько секунд, чтобы осознать это чудесное преображение и перестроиться на решительные действия. А пока народец перенастраивал свои соображалки, Сангре устремился прочь.

Правда, кто-то позади из числа наиболее сообразительных успел уцепиться за рукав полушубка, но Петр ужом выскользнул из него. Еще один попытался ухватить его за левый рукав кафтана. Сангре рванулся, но не помогло. Обернувшись, он увидел, что держит его никто иной, как сам боярин. И рожа его была буквально рядом. Настолько рядом, что Петр не смог стерпеть такого соблазна и, расточительно позволив себе потратить лишнюю секунду, смачно влепил по этой роже, проведя прямой хук. Иван Акинфич хрюкнув, как-то нелепо, по-бабьи, взмахнул руками и начал крениться наземь. Все немного опешили, а Сангре кинулся к забору.

Небольшая сумка из вишневого бархата, где лежало два десятка гривен, приготовленных для выплаты боярыне аванса, тяжело била его по боку, но Петр исхитрился на бегу сорвать ее с плеча, чтоб не мешала. Выкидывать не стал – все-таки четыре кило серебра, считай, готовый кистень, если отмахнуться, мало никому не покажется.

Бежал он не к воротам – успел углядеть, что они не просто закрыты, но и заблокированы увесистыми запорами, засовами и амбарным замком. Аналогичная ситуация и с калиткой сбоку. Зато совсем неподалеку от них, буквально метрах в пяти, прямо подле частокола стояла какая-то небольшая бочка, притом с крышкой сверху.

Одно оказалось плохо: отсутствие берцев. Их рифленая подошва пришлась бы как нельзя кстати на скользком, начавшем таять на мартовском солнышке снеге. Увы, но средневековые сапожники оставляли подошвы гладкими и абсолютно неприспособленными к хождению по льду. Разве подковки иногда прибивали, но на его каблуках их не имелось. Словом на полпути к заветной цели Петр, начавший разгон для последующего прыжка через высокий, метра в два, частокол, банально поскользнулся и растянулся во весь свой немалый рост…

Нет, он все-таки успел вскочить на ноги, прежде чем подоспел первый из преследователей: бежавший со стороны ворот маленький колченогий караульный, или, как тут их называли, вра́тарь.

– И-и-и, – визжал он на ходу, очевидно подбадривая самого себя этим воплем.

– Пшел! – зло рявкнул на него Петр. – Убью!

Вратарю хватило одного окрика. Опешив, он отпрянул, поскользнулся и шмякнулся в небольшой сугроб. Однако еще секунда оказалась потеряна, и возглавлявший погоню за Сангре ратник успел уцепиться за рукав его кафтана. Высвободиться получилось, но следом за ним летели остальные.

Помогла сумка. С помощью нее удалось отмахнуться от второго и третьего. А далее была бочка. Запрыгнув на ее крышку, Петр с высоты отвесил пару ударов острым носком сапога и, описав прощальный полукруг сумкой, приступил к завершающей части своего побега.

Высокий двухметровый частокол представлял собой ряд вертикально установленных небольших бревнышек. Верхние их концы были заострены. На такой вот кол Петр и напоролся бедром во время попытки перемахнуть забор. Нет, он бы одолел его вчистую, но один из ратников вцепился мертвой хваткой в сумку. Лягнуть его, чтоб отпустил, времени не оставалось. Пришлось распрощаться с нею и двадцатью гривнами – свобода дороже.

Оттолкнувшись от кольев, Сангре услышал треск рвущейся ткани. Приземлившись, он мельком оценил ущерб – прореха тянулась от бедра почти до колена, но кровоточащая царапина неглубока – и рванул вдоль по улице. Расслабляться было нельзя – это он хорошо понимал, ибо погоня будет конная, убежать на своих двоих нечего думать. Следовательно, для начала было необходимо запутать следы, и он легкой рысцой направился в сторону городских ворот, противоположных и литовскому тракту и постоялому двору, где они остановились.

Увы, но обедня едва закончилась, народ только-только начал расходиться из церквей и чуть ли не каждый из идущих мимо считал своим долгом посмотреть на Петра и прокомментировать увиденное. Переход на быстрый шаг не помог – все равно оглядывались, таращились и отпускали нелестные замечания.

Впрочем, понять горожан и посадских людишек было можно: не каждый день встречается на улице человек с разодранной штаниной и окровавленной рукой (разбил он таки костяшки пальцев о крепкие желтые зубы Ивана Акинфича). Ну и плюс отсутствие верхней одежды и шапки, а последнюю носит любой нищий, не говоря про остальной народ. С рукой просто: вытереть кровь хватило двух-трёх жменей снега. Но как быть со всем остальным? Да и укрытие хотя бы на пару-тройку часов найти желательно.