Юрий Гельман - Перекресток Теней (СИ)

— Простите великодушно, сеньор! Но мне почему-то так хочется быть рядом с вами! Я не знаю, как это объяснить…

— Сейчас выпьешь подогретого вина и объяснишь, — сказал рыцарь и взял спутницу за локоть. — Пошли.

Через несколько минут они уже сидели за столом, в центре которого тускло горела, порой выстреливая оранжевые искры, толстая, наполовину оплывшая свеча. Пламя ее колебалось от дыхания собеседников, и по их лицам блуждали тени.

— С первого взгляда я почувствовала влечение к вам, сеньор. И это не вино развязало теперь мой язык, и не мой промысел позволил говорить столь открыто и дерзко. Со мной такое впервые в жизни… Я чувствую, что рядом с вами могу быть защищена от всех напастей…

Она говорила, и ее голос был эхом чистой и непорочной души, которую не запятнали ни беспросветная жизнь, ни условия древней профессии. В ней угадывался космос — бескрайний и загадочный.

— Возможно, ты ошибаешься, девочка, — с непривычным смущением ответил Венсан де Брие. — Мне кажется, что ты просто давно нуждаешься в опекуне. Ты ведь росла без отца, и ремеслом своим занялась не потому, что дурно воспитана или это был единственно возможный твой заработок, а исключительно для того, чтобы познать не только мужскую силу, плоть или страсть, но и мужскую ласку, которой ты с детства была лишена. Или я не прав?

Эстель молчала, не отрывая от лица рыцаря своих печальных глаз, на дне которых уже вспыхивали искры восторга.

— Наверное, я все-таки прав, — сам себе ответил де Брие. — Но ты ошибаешься в том, что видишь во мне надежную защиту для себя. Мне бы самому устоять и уцелеть, самому отыскать гавань, где могли бы укрыться от урагана мои корабли. Впрочем, я очень надеюсь, что ураган вскоре закончится, и в моей жизни наступит ясная погода…

— Вы говорите так загадочно, дядя Венсан. Вы вкладываете в слова какой-то скрытый смысл…

— Да, я не склонен откровенничать с первой попавшейся девушкой, даже если она проявляет ко мне повышенное внимание.

— А если эта девушка готова зачеркнуть ради вас всю свою прежнюю жизнь? Если готова служить вам верой и правдой в любом качестве? Если согласна идти за вами хоть на край света?

— Хм, ты второй человек, кто сказал мне сегодня эти слова, — грустно усмехнулся рыцарь.

— А кто был первым? Наверное, Тибо?

— Да, ты угадала, Эстель.

— И вам действительно предстоит подобное путешествие?

— Возможно…

— Осмелюсь предположить, что вы…

Девушка осеклась. Она испугалась, что слишком далеко зашла в своих откровениях и вопросах.

— Что? Договаривай, — властно сказал рыцарь.

— …что вы не тот, за кого себя выдаете…

Де Брие налил вина из кувшина в глиняную кружку. Долго, мелкими глотками пил, не спуская глаз с одухотворенного лица девушки. Что-то было в ней — неуловимое, загадочное, во что непременно хотелось проникнуть и познать. Когда-то он уже испытывал подобные чувства, когда-то его душа трепетала и взлетала под облака от одного лишь женского имени, от одного лишь взгляда. Это было так давно, что в реальность затерявшихся в памяти событий теперь было трудно поверить. Он давно научился сдерживать чувства, он давно воспитал в себе холодность и твердость, граничившую с самоотречением. Этого требовал и устав Ордена тамплиеров, это стало его личным убеждением. Но теперь, когда…

— Ты действительно готова пожертвовать собой ради меня? — Его голос прозвучал глухо и от того как-то магнетически. — Ты искренне желаешь изменить свою жизнь?

— Да, сеньор… — Эстель задрожала, она совершенно отчетливо понимала, что в эту минуту решается ее судьба. — Я готова на всё…

— И ты не предашь меня ни при каких обстоятельствах?

— Не предам.

— Даже если твоей жизни будет угрожать смертельная опасность?

— Да…

— Готова поклясться?

— Да.

— Тогда знай, что перед тобой сидит не торговец сукном из Руана, как считает хозяин харчевни Жак, а рыцарь Венсан де Брие, исполняющий обязанности прецептора Франции. И ты была очень проницательной, Эстель, когда представляла меня тамплиером с бородой. Мне пришлось сбрить ее совсем недавно…

Девушка затрепетала от волнения и чуть не опрокинула свою кружку с вином. Де Брие заметил это. Ее губы задрожали, глаза опустились и уткнулись в стол.

— Ты испугана?

Эстель ответила не сразу. Она сплетала и снова разрывала пальцы рук, то и дело поправляла на себе складки платья.

— Да, испугана, — наконец, выдавила она из себя.

— А я ведь предупреждал.

— Нет-нет, — торопливо сказала девушка. — Не это…

— А что же тогда тебя так напугало?

— Я кое-что знаю про тамплиеров, — тихо ответила Эстель, не осмеливаясь взглянуть в лицо де Брие. — И меня напугало, что вы… что вы никогда не сможете… меня полюбить…

Большая бледная лысина с пучком волос в том месте, где высокий лоб переходил в темя, слегка лоснилась от пота. Папа Климент нервничал. В его пристальном колющем взгляде из-под густых ломаных бровей, в длинном с горбинкой носе, в губах, изогнутых в раздраженной гримасе, было что-то демоническое.

Он сидел за столом, бесцельно и беспорядочно перекладывая перед собой какие-то документы. Свет из высокого стрельчатого окна падал на листы, на бронзовый с позолотой чернильный прибор, на тонкие пальцы понтифика с кустиками волос на фалангах. На безымянном пальце правой руки то и дело вспыхивал, пересекаясь с солнечным лучом, большой сапфир, вправленный в золотой перстень.

В белой сутане, перетянутой муаровым поясом, и с алой маццеттой, накинутой на плечи, папа выглядел бы вполне мирно и дружелюбно, если бы его волнение не выдавал голос. Когда Климент был чем-то недоволен, его обычно мягкий и вкрадчивый голос, становился резким и каким-то даже лающим.

— После того, что случилось, — сказал он, — у меня больше нет доверия к вам! Вернее сказать, оно катастрофически уменьшилось. Слышите, катастрофически!

Гильом де Бофе развел в стороны свои короткие руки. Он никак не ожидал, что папа всех собак спустит на него. Но спорить с Климентом не стал, полагая, что гнев понтифика вскоре пройдет, сменится привычной сдержанностью, и с папой можно будет обсудить некоторые вопросы в более спокойном тоне.

— Мои люди доложили, что обнаружили в протоколах допросов показания рыцаря Жана де Шалона. Он утверждает, что в ночь перед арестами из Парижа вышли три крытые повозки, груженные сундуками с сокровищами Храма. Повозки сопровождал конвой из сорока двух рыцарей во главе с прецептором Франции Жераром де Вилье.

— Да, ваше высокопреосвященство, — робко согласился епископ Парижа, — возможно, так и было.

— Вы говорите «возможно»? Вы не уверены в этом?

— Осмелюсь сказать, что сейчас нельзя быть уверенным ни в чем.