Юрий Гельман - Перекресток Теней (СИ)

«Девочка моя сероглазая и темноглазая одновременно, Инна, Эстель — какая разница! Так же, как и ты, я до сих пор не могу определить для себя: зачем? «Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно», — говорил поэт. Если нас погружают в этот сон — это кому-нибудь нужно — говорю я. И даже очень может быть — именно нам и нужно, только мы еще этого не понимаем… Или тому, кто сильнее и выше нас, кто… не хочется думать… держит нас на поводках…

Знаешь, я всю жизнь, лет с двенадцати, наверное, любил историю — предмет такой школьный, а потом, когда повзрослел, и науку вообще. Как в пятом классе начали изучать древний мир — так и влюбился! Палка-копалка там, добывание огня, первобытно-общинный строй, рабовладельческий… Средневековье — глубокое, потом раннее, потом ренессанс… Почему же именно так? Почему сейчас именно об этом наш с тобой сон? Или, может быть, ты тоже любишь историю с детства, и тут совпали какие-то энерго-информационные потоки… Я, например, в разное время накупил множество книг — не романов, а научных работ по тем или иным историческим темам. Есть книги и о тамплиерах, конечно. Я тогда не знал, зачем покупаю. Хотелось — и всё! Однако я не скажу, что воспринял их настолько глубоко, что теперь это всё всплывает наружу в столь причудливой форме. Или это не мне решать?..

Впрочем, в последние годы я больше склоняюсь к тому, что наука, обращенная не в будущее, а в прошлое — мертва. Копаться в прошлом — все равно что расчленять труп. Историки — это стервятники, их привлекает падаль. Хорошо сказал, правда? И вместе с тем, нет такой тайны в истории, которую бы не хотелось разгадать. И нет такой разгадки, которая бы не порождала новую тайну. Ты согласна со мной, Инна? Люди научились заглядывать в будущее с помощью фантазии, в прошлое же — с помощью кропотливого труда. Но мы-то с тобой никакого труда не прикладываем, а вместо этого просто живем в далекой и чуждой нам эпохе, воспринимая, как должное, ее дикие порядки и жестокие законы. Не думаешь ли ты, что мы — своего рода «попаданцы», это модный нынче термин в фантастике, то есть люди, оказавшиеся в каком-то времени ради определенной миссии. Если это так — в чем тогда наша? И когда мы об этом узнаем?»

«Люди хотят познать прошлое, потому что в человеке заложено стремление к первооткрывательству. Кому-то, как Колумбу, дано было открыть дорогу в будущее. Кому-то, как Шлиману, — в прошлое. И те, и другие — своего рода одержимые люди, ибо без фанатизма невозможно ни одно сколько-нибудь заметное открытие. А я хорошо сказала?

Андрей, дорогой мой человек! По всему выходит, что мы с тобой оба — фанатики, потому что, скорее всего, для нас в этом Сне (давай его с большой буквы называть!) приготовлено нечто особенное — то, что откроется не сразу, а только тогда, когда мы как-то проявим себя и свои способности. А может быть, и вовсе не откроется — не оправдаем доверия… так тоже может случиться…

Но мы сможем, правда? Я уже ничего не боюсь. Рядом с тобой — не боюсь. Потому что ты для меня…

Вот, вспомнила одну сказку… охотник на дракона пробирается в пыльное и закопчённое его логово, дрожа и за каждым поворотом ожидая встретить противостояние… за одним из поворотов вдруг открывается ему гора сокровищ: драгоценные камни в кадушках и сундуках, сверкающие всеми гранями, чудесное оружие и доспехи, золотые и серебряные украшения, и блики таинственного света на всём — на стенах пещеры, на самом драконе, уже кажущемся не ужасным, а прекрасным, на охотнике, его лице, руках, кольчуге…

Вот так и я… проплутав всю ночь в тёмных лабиринтах подсознания, вываливаюсь в утро… а там — драгоценное письмо — и блики эти я ношу на себе весь день… и таю от того, что ты назвал меня своей — а для чего ж тогда ты завоёвываешь меня? Так медленно и так искусно…»

В пещере было настолько тихо, что каждый звук от человеческих шагов из шуршания превращался в настоящий рокот. Впереди с факелом осторожно шел Филипп де Шамбро, за ним двигался де Брие. Замыкала тайную процессию Эстель, которая видела перед собой могучую спину покровителя и боялась отрывать от нее взгляд, боялась отстать и потеряться. Впервые в жизни ей довелось оказаться в подобной ситуации: в глубоком и глухом подземелье, да еще и наедине с двумя мужчинами. Последнее обстоятельство, впрочем, смущало девушку меньше всего. А вот то, что ни она сама, ни ее опекун не знали наверняка глубины и протяженности этого лабиринта, и случись какая неприятность с провожатым — они бы сами ни за что не отыскали выхода, — это не просто тревожило Эстель, это заставляло ее трепетать от грядущего ужаса. Она шла сзади, и рыцари, пристально смотревшие перед собой, не замечали волнения юной спутницы.

Факел в руке де Шамбро слегка чадил, оставляя после себя тягучий шлейф ядовитого дыма. Языки пламени иногда дотягивались до потолка и с хищным желанием облизывали известковые своды.

Минута шла за минутой, повороты коридоров сменялись один за другим, а сами коридоры, то сужаясь, то расширяясь, будто капилляры матушки земли, всасывали в себя отчаянных смельчаков, рискнувших спуститься в эту магнетическую преисподнюю.

— Когда вы были здесь в последний раз? — спросил де Брие, и его голос, приглушенный низко нависшим потолком, потерял привычную зычность.

— Давно, сеньор рыцарь, — ответил де Шамбро. — Я был здесь только однажды. Мне показывал тайник ваш брат Северин перед самым отъездом.

— И за все эти годы никто больше не спускался сюда?

— Никто, сеньор, не сомневайтесь.

— И вы так хорошо запомнили дорогу?

— Нет, тогда я еще не знал всех таинств этого подземелья. Ваш брат выводил нас обратно. Потом у меня была возможность изучить все ходы по карте. Если бы я бывал здесь часто, мне бы не пришлось идти столь медленно.

— По карте? Вы сказали, что изучали этот лабиринт по карте?

— Великая тайна должна быть великой тайной при любых обстоятельствах, — сказал де Шамбро, приостановившись и оглядываясь. — По уставу нашего братства, если со мной что-то случится, мой преемник должен вскрыть письмо с указанием точного места тайника и картой лабиринта, и только тогда сможет узнать, как до него добраться. А письмо это всегда находится при мне. Его оставил мне ваш брат перед отъездом, а ему в свое время передал прежний командор. Так было много лет.

— Я не сомневался, что тайник охраняется надежно, иначе бы папа Климент давно распорядился перенести его в иное место. Судя по всему, он очень доверяет вашему гарнизону и вам лично.

— Надеюсь.

— А вообще должен заметить, что немецкие шахтеры, нанятые полтора века назад Бертраном де Бланшфором, хорошо знали свое дело. Они потрудились на славу.