Юрий Гельман - Перекресток Теней (СИ)

Но скучаю по тебе, Солнце моё, Лето моё. Как мне быть с этим?..»

«Господи, Андрей! Почему ты мне не рассказываешь о наших планах? Нет, я совсем сошла с ума, запуталась… Откуда ты можешь знать… это ведь сеньор Венсан де Брие знает о планах — о его планах, а ты — так же, как и я, только исполнитель, марионетка… И мы оба — слепые котята, разве не так? Приехали в этот городок, я впервые в своей жизни увидела Атлантику. Неужели она такая на самом деле? Нужно будет посмотреть в Интернете…

…Как интересно было в Ла-Рошели! Что за удивительное место! Я помнила какую-то полуразрушенную постройку по старому фильму о мушкетерах, а когда зашла на сайт, была убита информацией о том, что в фильме снимали Хотинскую крепость в Черновицкой области Украины. Обманули, а мы не заметили… Откуда нам было знать, какая Ла-Рошель на самом деле? Эти две старинные башни у входа в порт, Шенн и Сен-Николя — я узнала из Википедии — оказывается, были посторены гораздо позже того времени, когда мы с тобой, вернее, Эстель и де Брие — были там… Им, этим башням, сейчас по семь веков, а мы были еще раньше!

Маленький, невзрачный поселок с фантастическим видом на океан! Эти парусники со скрипящими деревянными корпусами, эти колоритные матросы пиратского вида, как у Стивенсона в «Острове сокровищ», этот неповторимый соленый бриз, а еще запах дегтя и специй… А Эмильен-левша… какой персонаж!

Поначалу мне было страшно — да, честно. В той старой харчевне, где мы сидели вечером, не было ни одной женщины кроме меня. Ну, там посуду мыла одна и всё время пялилась на де Брие — но она не в счет. Знаешь, Андрей, когда женщина остаётся наедине с толпой мужчин, пусть даже спокойных, занятых своими делами, — ей все равно становится не по себе. А-ну как кому-нибудь в голову придет шальная мысль… И женщина всегда боится подобных ситуаций — это природа. Знаешь, даже в присутствии де Брие не было полной уверенности… Только когда появились Тибо и Луи. И ты снова не успел мне рассказать… прости, вы не успели, сеньор… Зачем мы туда приехали, о чем вы говорили со стариком — для меня осталось загадкой. Может быть, вскоре представится случай… я ведь давно доказала, что готова служить верой и правдой, мне можно доверять…

Ну, довольно об этом… Знаешь, Андрей, мне в последние дни кажется, что ты… как бы это сказать… отстраняешься от меня, что ли. Нет, я всё понимаю… без комментариев. Просто я оказалась как-то не готова… Вот, вбила себе в голову мысли о взаимности… а теперь страдаю еще и от этого…

Просто у меня нет ничего кроме твоих стихов и нашего Сна. В остальном я — одинокий человек… Ты, конечно, можешь сказать, что Сон и стихи — это уже немало. Да, согласна, я даже готова признать это и ни на что больше не претендовать… впрочем, я и раньше-то не слишком претендовала… возомнила себе…

А одиночество — это такая штука… как сон разума рождает чудовищ, так — одиночество рождает мысли… Вот будто иду… будто жизни принадлежу, а она — мне. Вижу вокруг себя что-то, воспринимаю видеоряд: какая-то скамейка, груда чернозёма почему-то рядом нарыта (зачем о ней думать?), какая-то дощечка отдельно валяется, травинки дрожащие, еще живые — в изморози, в снежинках… иду… и сердце на три четверти — тоже в этой изморози. Да нет, не изморози уже, а — в корке льда… только левая верхняя четверть — как те травинки, жива ещё, бьётся из последних сил, горячая, истекает кровью (или любовью?)… а вокруг… вокруг меня, в радиусе до полуметра — застывший непроницаемый воздух… как в цилиндре я, в колбе… вот едет машина — без звука, вот собака лает — не слышно, только догадываюсь, вот разговаривают женщины, хлопают двери магазина, наверное, шумит рынок — ни звука, ничего, всё застыло… тишина кругом — одиночество…

Напиши мне…»

«И я ведь тоже болею! Как это совпало — удивительно! Тоже простуда, горло и температура. И я так же, как ты, тяжело переношу небольшую. Два дня не подходил к компьютеру — жена приказала лежать, и была права: зато я теперь почти выкарабкался. Болеть нельзя — нам предстоят большие планы… Шучу, конечно. Откуда мне знать о планах де Брие?

А вообще… мне самому иногда становится не по себе от осознания своей странной миссии, а в особенности от того, что я никак не могу повлиять на ход событий. Я — человек двадцать первого столетия. Впрочем, как я могу повлиять? Находясь в далеком прошлом, я могу лишь наблюдать за ним, в какой-то степени изучать… Хотя… зачем-то же мы туда приходим с завидной регулярностью. Неужели для того, чтобы действительно что-то изменить, переставить местами, повернуть в другую сторону? Нас, людей рационального мира, помещают в мир иной, в мир чуть ли не драконов и фей — для чего?

Есть такой жанр в современной фантастике — альтернативная история. Там герой попадает в прошлое и что-то меняет в известных исторических событиях. А потом история, как река, движется по иному руслу — альтернативному. И автор новые события по-всякому крутит и рассматривает. Знаю, что многим читателям это интересно. А что у нас с тобой? Мы же не герои какого-то романа… впрочем, я сейчас подумал, что было бы опрометчиво так заявлять… Ну, если не романа, то какого-то замысла… причем, не писательского. Как ты думаешь, Инна?

Мы с тобой явно участвуем в каком-то эксперименте, это очевидно. Нас не заставляют, не принуждают — нас мягко, но целенаправленно к чему-то ведут. Мы погружены в историю цивилизации, и это пробуждает не только любопытство, но накладывает определенную ответственность. Разве не так? Разве ты сама этого не чувствуешь? Выходит, мы в какой-то степени первооткрыватели — помнишь, ты говорила…

Нас пригласили в путешествие на семь столетий назад, хорошо еще, что не в каменный век! А ведь время неумолимо, его не повернуть вспять. Время — лучший тайник для истории. Копаться в этом тайнике — привилегия избранных, и мы с тобой сейчас — эти избранные. Люди на протяжении веков написали сотни трактатов и летописей, из которых до наших дней дошли десятки. Но историки — наибольшие в мире фальсификаторы. На их «ошибки» может указать лишь Создатель самой истории. Но чаще всего Он остается в стороне. И поэтому поручили нам… Но — что? Хочу верить, что совсем скоро мы оба об этом узнаем…»

Луи Ландо радовался, как ребенок. Десять дней вместе с другом Тибо он пробирался к Ла-Рошели — скрытно, как никогда: не нанимая экипажей, почти все время пешком и лишь изредка на случайных попутных телегах, ночуя в самых заброшенных и малозаметных постоялых дворах или придорожных харчевнях, если там отыскивалась хоть какая-то конура для ночлега. Бывшему карманному вору не впервой приходилось скрываться от преследования, но одно дело, когда тебя догоняет обворованный простак или даже полицейский, к которому тот обратился за помощью, а иное дело — когда тебя разыскивают агенты инквизиции, от которых ты только что улизнул самым загадочным образом.