Юрий Гельман - Перекресток Теней (СИ)

— У тебя такие стихи… — сказал Андрей, удерживая своей рукой робкую ладонь Инны — как тогда, во Сне, он с нежностью сжимал пальцы Эстель в ночном саду.

— Какие?

— Воздушные, проникновенные… Так никогда бы не написал мужчина. Так могла делать только Цветаева…

— О, это большой комплимент! Мне кажется, ты преувеличиваешь. Но все равно — спасибо…

Они снова помолчали. Разговор не получался цельным, он складывался из отдельных фраз, из осколков, он шел будто пунктиром, но паузы между словами не выглядели инородно, не мешали — они наполнялись волшебной мелодией, сопровождавшей прикосновение двух душ и слышной только им.

— Я вчера еще написала…

— Помнишь?

— Всегда запоминаю наизусть, они у меня короткие…

Инна собралась с мыслями, потом тихо произнесла:

— Прекрасное стихотворение! Перед твоей пронзительной поэзией всё меркнет.

— Скажешь тоже! Ты мне льстишь…

— Поверь, я немного разбираюсь…

— Вот видишь, мне уже про сны пишется! — усмехнулась она.

— Да, с этим действительно нужно разобраться. Ты ведь пригласила меня что-то важное сказать…

— Да, конечно. И я скажу, только…

— Что?

— Давай еще раз, глядя друг другу в глаза… определим, чтО с нами происходит…

— Давай.

Он повернулся к ней. С нежностью изучил ее лицо. Заметил, как меняют цвет ее удивительные зрачки — только что были светло-зелеными, почти серыми и вдруг подернулись налетом голубизны. В небе сейчас много такого цвета. Инна тоже смотрела на Андрея, не отрывая взгляда — так смотрят только влюбленные люди, не дотрагиваясь пальцами, а лишь одними глазами разглаживая каждую морщинку на любимом лице… Она уже привыкла к нему, к тому, что это — он. И поняла, что ничего страшного, ничего неприятного в нем вовсе не было: ни теперь, ни раньше — никогда.

— У тебя карие глаза… — произнесла задумчиво. — А я всё думала: какие у него глаза? А они — красивые, с бархатом.

Он не ответил — только смущенно сжал губы.

А Инна вздохнула глубоко, будто изо всех сил старалась наполнить легкие этим удивительным весенним утренним воздухом. Задержала дыхание и при этом опустила веки. Как хорошо! Как же хорошо, господи! Просто сидеть и молчать… Рядом с ним…

— Я скажу? — осторожно спросил Андрей.

— Да…

— Я постоянно думаю об этом, но не всё тебе пишу, правда… Понимаешь, человеческий разум больше склонен к фантазии, чем к познанию, однако без познания того, что происходит вокруг, невозможно и фантазировать. Ты согласна? После того, что мне стало сниться, я уже перелистал с полдюжины книг о той эпохе — хотел познать, на чем основана наша общая фантазия.

— Ты так сказал — по-старинному — «полдюжины»…

— Не заметил…

— Ты все-таки склонен считать всё происходящее фантазией?

— Еще не убежден. Я знаю только одно: истина непостижима так же, как деяния Создателя, поскольку она есть продукт этих деяний. К ней позволено лишь приблизиться, да и то избранным. И чем ближе к истине подступает человек, тем больше понимает свое собственное ничтожество. И мы с тобой поймем, наверное… но позже… Вот смотри, кто-то же погружает нас в этот Сон. Кто-то же с завидным постоянством заставляет нас проходить этот сценарий. Нас будто приближают к этой истине, потому что мы — те самые избранные. Вот только нам не дано знать, чем должна закончиться эта пьеса…

— Ты думаешь, не дано?

— А разве не так? Мы просто подчиняемся чьей-то несгибаемой воле, мы — марионетки в руках опытного кукловода, вот и все.

— И этот кукловод — сам Господь?

— Скорее тот, кто перед Ним провинился…

— Тот, кто провинился, не стал бы погружать нас в подробности, — задумчиво сказала Инна. — Понимаешь? Нам дают роли, а в этих ролях есть слова и поступки. И скорее всего, мы должны совершить что-то такое, что задумано режиссером этого мира. Нас для этого и пригласили в спектакль… избрали осуществить чей-то глубокий и невероятный замысел…

— Ковчег? Что-то связано с Ковчегом! — произнес Андрей, поглощенный своей мыслью.

— Да, это именно то… Я тоже читала. Ковчег окружает смерть. Сколько войн и разрушений связано с ним! Сколько испытаний и горя! Наверное, он не должен снова оказаться в распоряжении человечества, он никогда не должен выйти на свет из того мрака, в котором хранился на протяжении двадцати с лишним веков. Вероятно, в этом и состоит наша с тобой задача…

Она смотрела на него умоляющим взглядом, в глубине души понимая, что от его согласия теперь зависит вся ее собственная жизнь. И его. И — всех…

— Да-да, что-то в этом есть… — задумчиво произнес Андрей. — В разговоре с братом…

— Что? Почему ты замолчал?

— Венсан скрыл от Северина свои истинные намерения, а тот, в свою очередь, не стал раскрывать местонахождение Ковчега… хотя, может быть, он действительно ничего не знает… Но я теперь по-другому думаю о де Брие…

— Правда? У вас был такой разговор? Вот видишь, здесь что-то кроется…

— Потом мы ездили с ним в Ла-Рошель, чтобы пустить наших врагов по ложным следам. А когда возвращались — на нас напали люди короля. Была небольшая стычка.

— Господи, ты остался невредим?

— Да, обошлось. Если бы я был один — мне не удалось бы справиться. Хорошо, что со мной был Северин.

Инна смотрела на Андрея с тревогой и состраданием. Она хорошо понимала, что далеко не всё, что происходит во Сне, открывается ей.

— Венсан неискренен — это точно, — вдруг добавил Андрей. — Им движет не любовь, о которой я думал раньше. Это — другое. Но я… ничего не могу сделать…

Он посмотрел на женщину как-то жалобно и тревожно. Она поняла его взгляд и то, что творится в душе Андрея.

— Я просто уверена, что в ближайшее время всё должно разрешиться. Ты узнаешь всю правду и о Ковчеге, и о Венсане… — сказала она твердым голосом. — И я узнаю, и все, кто с нами рядом…

— И тогда мы подумаем, что делать дальше?

— И тогда мы решим, что делать дальше, — ответила Инна и пристально посмотрела на Андрея. — Я уверена, у нас получится…

— Надо полагать, мы только что договорились о следующей встрече?

Она усмехнулась его словам, кивнула. Потом поднялась со скамьи, прищурилась от солнечного луча, пробившего сплетение ветвей и упавшего на лицо.

— Не буду тебя задерживать, — сказала с каким-то юношеским смущением. — А то вытащила из дома в выходной, оторвала от семьи…

— Пустяки, не стОит об этом. Ты живешь где-то неподалеку? Я провожу?