Юрий Гельман - Перекресток Теней (СИ)

— Ты был нашим врагом, пока сидел в седле, — сказал подошедший к ним Венсан. — Но сейчас ты стоишь на земле, потому что упал с коня. А тамплиеры не питаются падалью.

— Я выполнял приказ…

— А я исполняю волю Всевышнего, учившего мирян милосердию, — ответил Северин. — Поэтому мы с братом сейчас перевяжем твою рану и поможем сесть на коня.

— Благодарю вас, сеньоры!..

— Поехали, брат, уже совсем рассвело, — сказал Венсан, когда помощь раненому была оказана. — Мне очень хочется сегодня же узнать у Филиппа лично, зачем я ему понадобился!

Был ранний утренний час воскресенья, когда южный город уже проснулся, зашелестел троллейбусами, загремел пустыми трамваями, окрасился в горячие цвета первых солнечных лучей, но когда горожане в большинстве своем еще спят. Благодатное время: дачный сезон еще не начался, можно никуда не торопиться в выходной день, можно проснуться и нежиться в постели. Впрочем, кому как удаётся…

Солнце слепило необычайной яркостью — оно будто соскучилось светить по-настоящему после пасмурной зимы. Соскучилось по небу, по облакам, по городу, раскинувшемуся рядом с устьем большой и спокойной реки. Прямые, будто начертанные под линейку, улицы были светлы и пронзительно пустынны, и от этого по утрам казались величавыми. Именно в такой час Инна назначила встречу: ей показалось, что это самое подходящее время. Ну не вечером же — как молодежь, ей богу! И не днем — когда можно наткнуться на знакомые глаза. Как-то стеснительно это… Когда она была на свидании в последний раз? И как это делается сейчас? Впрочем, зачем «как сейчас»? Можно и «как тогда». Просто вспомнить…

Волновалась — как школьница. Несколько раз меняла облик перед зеркалом: то так шарф повяжет, то этак, то так волосы заколет, то по-другому… Наконец, понравившись самой себе, отправилась. В плаще цвета морской волны, с золотыми «капельками» в ушах. Специально раньше пошла — чтобы место изучить. Рекогносцировку, так сказать, провести. Девчонки, как правило, опаздывать должны — это давно известно, но она-то вроде бы и не девчонка уже, и вообще, причем здесь правила… Пошла раньше, и всё. Решила: «Встану поодаль, присмотрюсь…»

Приблизилась неторопливо, прогулочным шагом, и увидела: у Главпочтамта, возле огромного тополя, бывшего, наверное, ровесником самого города, — там, где договаривались встретиться с Андреем, — стоит какой-то человек в светло-коричневой куртке и джинсах. Руки в карманах, но не сутулится. Высокий, худощавый, смотрит куда-то в сторону, лица не видно. Одиноко так стоит, сиротливо. И выглядит на пустынной улице — как оторванная пуговица на песке. Инна даже хихикнула своему сравнению, потом оглянулась по сторонам — больше никого и нигде.

«Он?! Значит — он. Кому же еще быть именно здесь и сейчас! Еще раньше меня пришел!» Замешкалась, с шага сбилась. Мелькнула мысль: сначала мимо пройти, потом вернуться. Отогнала ее. В самом деле, в шпионов играем, что ли…

И он повернулся к ней. На звук шагов, наверное, хотя каблучки у нее не стучат. Или просто почувствовал. Какой настороженный…

— О, здравствуйте! Как ваш «кореец»?

— Какой «кореец»?

— Самсунг. Я всех клиентов и все телевизоры помню.

Она посмотрела на него с мучительным выражением на лице, еще не веря в нелепое совпадение.

— Вы — Андрей?! — Вопрос упал в тишину улицы, как пробитый трамвайный билет, и предательские нотки разочарования прозвучали в нем. — Глыбов?

— Да, я. Простите… Инна…

— Почему вы извиняетесь? — спросила она, избегая его взгляда.

— Мне тогда показалось, когда я был у вас… и теперь тоже…

— Что?

— Что я вам… несколько неприятен… А тут… вот… это действительно я. Такое совпадение!

— Что вы! Почему вы решили, что неприятны мне? — спохватилась она. — Я просто была расстроена тем, что накануне праздника у меня телевизор…

— Я понимаю…

Они помолчали, настороженно присматриваясь друг к другу.

— Вот, значит, как, — сказал он, наконец, разводя руками. — Это просто удивительно!

— Более чем, — ответила Инна, принужденно улыбнувшись. — Я никак в себя не приду.

— Пойдемте куда-нибудь, — предложил Андрей. — Тут неподалеку есть неплохое кафе, наверное, уже открылось. Посидим… Там сейчас никого нет, тихо…

— Не хочу. Я люблю простор, воздух. Для мыслей нужна хорошая панорама. Пойдемте лучше на бульвар, там есть моя любимая скамья…

— Любимая скамья? Хорошо, ведите. Только… позвольте предложить вам руку…

Она молча просунула свою ладонь под локоть Андрея.

— Идемте, сеньор! — сказала с лукавой улыбкой. Оправилась от начального шока. Почти…

— Идемте, Эстель, — ответил он. Потом добавил, встрепенувшись: — А почему мы перешли на «вы»?

— Ой, сама не знаю! После того, что я вам… тебе наговорила в письмах… Прости…

— За что? Разве в письмах ты была неискренней?

— Я была искренней. — Смутилась. Опустила голову. — По-другому не умею…

— Тогда тебе не за что извиняться. Просто нужно время, чтобы преодолеть первую неловкость — и тебе, и мне…

— А ты… представлял меня другой?

— Не знаю. Наверное…

— А какой?

— Не знаю, другой…

— И теперь разочарован?

— Нет, что ты! Почему я должен быть разочарован? Я же не с девушкой пришел знакомиться, с которой собираюсь встречаться, а потом какие-то отношения строить… Это — другое. Я не могу быть разочарован тобой, потому что ты — особенная. Я это уже давно знаю…

— Ты тоже. Мы оба — особенные, наверное.

— Пожалуй. Теперь вот выясняется…

Они пересекли площадь перед Главпочтамтом, углубились в уютное пространство бульвара, нависавшего над высоким берегом реки. Стройными шеренгами вдоль аллеи стояли белокожие, изрезанные перочинными ножами тополя. Вокруг было светло и безлюдно, будто сам Господь оберегал место их встречи от всяческих посягательств.

— Вот моя скамья.

— Замечательное место. Я иногда бываю здесь с дочерью. Вернее, раньше бывал, когда мы ее еще не отпускали гулять одну.

— И сидишь на этом месте? Сидел?

— Не только на этом. Вообще — здесь.

— Сколько совпадений…

— Да, как-то так получается…

— А твоя жена? Она не спрашивала, куда ты сегодня собрался в такую рань?

— Она мне доверяет: ухожу — значит, нужно.

— И правильно делает.

«Я бы тоже доверяла…» — чуть не вырвалось.

Они присели. Вполоборота друг к другу. Скамья была уже теплая — солнце постаралось, прогрело четыре облезлых деревянных бруса. Опять помолчали, глядя вдаль — через реку, на противоположный берег. Там среди голых ветвей парка, устремленных в голубое весеннее небо, празднично блестел, раздавая во все стороны блики, золоченный купол часовни. И было что-то символическое в этом — была жизнь среди мертвых после зимы, еще не проснувшихся деревьев, было ощутимо присутствие Бога… В городе. В душе…