Богдан Дорошин - В плену бессмертия [litres]

– Кейт, помоги брату. Ты разве не видишь, что он не справляется?

– Да, мама, – буркнула девочка лет восьми. – Иди сюда, Ривьер, давай я возьму часть твоей ноши.

– Я сильный, – возмутился мальчик. – Сам дойду!

– Ривьер, не глупи, букашка-дурашка. Если не отдашь, то мы до города и к вечеру не дойдем. А хворост нужен, чтобы топить очаг. Сегодня будет холодно. А ты ведь знаешь…

– Да, – отозвался Ривьер, – когда холодно – приходит страх.

…Макс мотнул головой. Образы трех путников – одного взрослого и двух детей, еще секунду назад такие реальные, стали медленно исчезать. Мама и дети шли обратно в город, нагрузив заплечные мешки тяжелыми ветками. Свинцово-серое небо над головой оттенялось розовой полосой заката на горизонте, а вокруг раскинулось поле… Спустя минуту наваждение окончательно рассеялось. Панин продолжал стоять, прижимаясь к стене дома на неизвестной улице, а над головой светило яркое полуденное солнце.

– Что за бред?.. – пробормотал он невнятно.

Парень припомнил тот миг, когда был готов расстаться с жизнью. Когда в комнату вошла девушка и взяла его за руку. Она сказала, что все будет хорошо, что бояться не стоит. И Макс ей поверил. А потом случилось нечто, чего он объяснить не мог. От ее прикосновения ему неожиданно стало тепло. «Богиня», – подумал он тогда, чувствуя, как боль уходит. Но девушка закричала и попыталась вырваться из его цепкой хватки. Тщетно: он не отпускал. Не мог расстаться с той теплотой, что даровала ему эта связь. Словно живительный глоток воды для заблудившегося в пустыне.

А потом он как ни в чем не бывало встал с кровати. Так часто случалось в его снах, где он был бесплотным духом, и сознание нисколько не удивилось тому, что тело вновь невредимо, и он может передвигаться. В густой дымке он направился к двери, а затем спустился по лестнице. О девушке, так благосклонно протянувшей ему руку, он позабыл почти сразу. Но так уж вышло, что ее незримое присутствие Аксир продолжал ощущать, даже выйдя из дома.

Эту комнату, в которой прошла вся ее жизнь, она помнила очень хорошо. Небольшая, с очагом посередине и грубо сколоченными кроватями, расставленными у стены. Здесь они и жили: мама, Ривьер и она. Жили не то чтобы хорошо, но счастливо. Всегда держались друг за друга, особенно после того как папу забрали. Он подхватил какую-то странную хворь, и соседи тут же пожаловались священникам, которые быстро явились, чтобы увезти отца. Он не хотел покидать родных, но был слишком слаб, и его выволокли, а потом забросили на телегу. Служитель Эркалота что-то пробормотал про недопустимость эпидемии и долго изучал дом, делая странные пассы руками. Мама обнимала их, своих детей, ненавидящим взглядом прожигая падре. Отца они больше так и не увидели.

Ноги вновь несли Макса вперед. Шаг делался все увереннее и быстрее, ведь молодой человек знал, куда лежит его путь и что он должен сделать. Улицы мелькали вереницей однотипных домов. Прохожие порой косились на него, но принимали за блаженного и уходили в сторону. Босые ноги шлепали по лужам, грязи и плохо пригнанным друг к другу камням мостовой. Макс не останавливался до тех пор, пока не увидел знакомый дом.

Знакомый для нее , тот самый, где девушка прожила вместе с семьей всю свою жизнь.

Кейт. Так ее звали.

Дверь оказалась запертой, но где лежит грубый железный ключ, он знал. Они с братом всегда пользовались одним и, уходя, прятали его под камень. Так оказалось и сегодня. Прежде чем отворить дверь, Панин некоторое время постоял, пытаясь понять, где он находится. Почему он пришел сюда? Разве ему не нужно…

А, собственно, что ему нужно? Он ведь умер, разве нет? Тогда, возможно, он ищет рай? И эта дверь приведет его к…

Новое видение нахлынуло неожиданно.

Кейт забилась в угол, дрожа от страха. Она слышала, как в соседней комнате кричит ее мать, проклиная злых людей. Те в свою очередь смеялись, повторяя снова и снова, чтобы гнусная еретичка вела себя послушно, иначе будет только хуже. Вскоре крик женщины сошел на тихие стенания, в которых слышалась безысходная боль унижения. Стражники хохотали.

– Не нужно слез, – ухмыльнулся Кейт мужчина с рябым лицом; его оставили охранять детей. Ривьер прятался под кроватью, думая, что до него не доберутся, но ей там места не нашлось. – Твоя мама творила ужасные вещи. За них ее ждет костер. Или нечто похуже.

То и дело стражник алчно поглядывал на дверь, за которой веселились его товарищи. Он хотел к ним, но случай и короткая соломинка решили иначе. Не имея возможности принять участие в общем веселье, он бросал алчные взгляды на Кейт, обегая глазами девочку с ног до головы.

– А ты ведь уже взрослая, правда? – наконец спросил он, облизнув губы. Подойдя, он провел рукой по мягким волосам, ощущая, как дрожит под его ладонью ребенок. – Не бойся. Так делают все. Я лишь проверю, – рука стражника прошлась по ее плечу и ниже, – далеко ли яблочко упало от яблони…

Панин вошел в дом. Действовал он словно заводная кукла, с трудом контролируя свои движения. Почему он сюда пришел? Зачем? Чтобы вновь почувствовать ту боль, которую испытал? Верно. Прямо на этой кровати. Он изгибался, кричал, просил оставить его в покое. Ривьер тихо плакал, но когда он, Максим, закричал особенно страшно, брат переборол свой страх и решил помочь. К сожалению, он был всего лишь ребенком и не смог ничего сделать. Не смог он остановить и стражников во главе с черным инквизитором, уволакивающих истерзанную мать на полусогнутых ногах. Спустя месяц ее сожгли.

Макс мотнул головой, пытаясь сбросить наваждение.

Почему он знает об этом? Откуда информация? Еще минуту назад Максим с трудом отдавал себе отчет в том, где находится, а теперь почему-то это для него не секрет. Его личность размывалась другой, он тонул в омуте чужой памяти. Молодой человек ежеминутно скатывался в пучину воспоминаний девушки, с которой его не связывало ничего, кроме одного рукопожатия, рокового и беспощадного. Неожиданно, словно узрев пятна крови на снегу, Максим понял, что натворил…

Он медленно присел на кровать и закрыл лицо руками. Мебель скрипнула, принимая его вес, и долгое время ничего не происходило. Воспоминание за воспоминанием в мозг Максима приходили чужая боль, опыт, чувства и переживания. Он проживал иную жизнь в столь ускоренном ритме, что самое время было бы испугаться, но он не мог. Все его силы уходили на то, чтобы собственное «я» не затерялось в безумии происходящего. Через час он уже знал о Кейт больше, чем кто бы то ни было в этом измерении. Даже ее брат…

– Кто ты? Что ты делаешь в моем доме?!

Макс медленно отнял ладони от лица и взглянул на спросившего. У двери стоял парнишка, еще подросток. Того самого возраста, когда мир кажется разделенным на белое и черное.