Джастин Ричардс - Доктор Кто. Легенды Асхильды (сборник)

В нашей маленькой комнате пахнет смертью; осталось недолго. Ру кричит так, что, кажется, у него сейчас разорвутся легкие, но в этом крике нет мольбы – он не верит, что кто-то его услышит и поможет. Эсси едва дышит, но все же пытается успокоить брата; я слышу ее голос: «Ру, Ру, не плачь!». Йохан поднимает на меня полные страха глаза, не произнося ни слова.

Я провожу рукой по шее. Подвеска, конечно, все еще там. Она всегда там. В ней заключено бессмертие. Величайший дар. Мой взгляд скользит по лицам детей.

Когда-то я пыталась разломить, разрезать подвеску, снова и снова острила лезвие ножа. Ничего не вышло. Ее нельзя разделить.

Кого же выбрать? Отважную умницу Эсси? Милого доброго Йохана? Веселого малыша, о котором я пока ничего не знаю?

И я понимаю: нельзя передать этот дар младшему – он навеки будет обречен оставаться грудным ребенком. Остаются двое. Мой мальчик и моя девочка. Бедное мое сердце. Оно все в шрамах прошлой жизни: изгнаний, путешествий, потерь. Но эта рана болит сильнее. Я все смотрю на детей. На мальчика и девочку.

Потом делаю шаг вперед, осторожно снимая с шеи пластинку. На Йохана, моего прекрасного кудрявого Йохана, который наблюдает за происходящим, широко распахнув глаза, я стараюсь не смотреть. Просто не могу. Еще один шаг к Эсси – хотя по коже у меня бегут мурашки от страха перед тем, что я собираюсь совершить.

Вдруг Эсси стонет от боли, и я замираю.

Как работает эта странная инопланетная магия, которая сделала меня бессмертной? На что она способна?

Что, если… Эсси останется не просто ребенком, а ребенком больным? Что, если ей придется вечно терпеть эти мучения? Можно ли представить худшую пытку?

Зажав рот рукой, я смотрю на подвеску. Когда он сделал это со мной, я была здорова.

Каждый раз, когда меня обвиняли в колдовстве, я мечтала по-настоящему проклясть того, кто обрек меня на такую жизнь. Если бы я только могла найти его и выпустить кровь, каплю за каплей, терзая его на каждой из столь дорогих ему планет, при свете каждой из любимых им звезд, – я поступила бы так не колеблясь.

Подвеска занимает свое место у меня на шее.

– Maman ? – окликает меня Эсси.

Присев рядом с ними на солому, я беру на руки малыша, который сразу же замолкает и упирается лбом мне в шею, в ту впадинку, которая будто для этого создана. Потом подтягиваю к себе Йохана и Эсси; они укладываются рядом, обняв меня.

– Что с нами такое? – спрашивает Эсси. Голос у нее слабый, как после сна.

– Вы скоро… Отправитесь в путешествие. Помните, мы уже путешествовали? На лодке? Только там, куда вы попадете, не будет боли и болезней.

– А ты будешь с нами, Maman ? – хрипло спрашивает Йохан. Его маленькие пальчики цепко держатся за мою одежду.

Мне приходится набрать в грудь побольше воздуха.

– Конечно. Каждую секунду. Всегда. Я буду с вами. Я обниму вас и буду любить всем сердцем. Никогда не забывайте, что я рядом и люблю вас такими, какие вы есть. Я люблю все, что вы сделали и могли бы сделать. Вы большие молодцы. Вы подарили мне очень, очень много счастья. С вашим рождением я стала счастливее, чем когда-либо в жизни, счастливее, чем смогу теперь стать. Я горжусь вами и всегда буду рядом.

– А я хорошо себя вел?

– Ты вел себя просто замечательно.

– Я так устал, Maman .

– Поспи.

Малыш уже спит – тем сном, от которого не просыпаются. Эсси тяжело привалилась ко мне, мягкие волосы растрепались.

– Пожалуйста, Maman , спой, – просит она, прикрыв глаза; ресницы трепещут над впалыми щеками.

Я боготворила каждую родинку и веснушку на этом личике, каждый удар маленького сердца. Я никогда не пожалею о том, что подарила ей жизнь, и пусть сейчас мы стоим на пороге скорби, этой безмолвной белой пустыни, протянувшей ко мне свои холодные пальцы, – оно того стоило.

Вы были ярким лучом в кромешной тьме моей жизни, теплым солнечным светом… Три маленьких тела, остывающих у меня на руках, – они ведь стоили тысяч и тысяч дней страданий, верно?

Верно, верно… Оно того стоило, и цену этих коротких мгновений счастья я выплачу сполна и охотно. Любимые мои, милые мои, как я вас любила…

Прядь волос Эсси я заплела в косичку и обвязала вокруг запястья, как талисман. Едва рассвело, а я уже была в пути. В городе царила паника; болезнь захватила его. И все-таки утро поражало красотой.

Сразу за городской стеной хоронили погибших. При виде людей, которые оказывали им последние почести, в моем сердце шевельнулась жалость: это были бедняки. Все, у кого доставало денег и титулов – и как же они ими кичились! – давно бежали. Вряд ли это спасло их: богачи и бедняки заканчивают жизнь одинаково. Я точно знаю, ведь я была в обеих шкурах. Правда, моей жизни не суждено закончиться. В отличие от жизни моих детей.

Дети…

Нет, довольно с меня.

На глаза мне то и дело попадались странные фигуры с птичьими клювами. Слух о том, что люди в таких масках были докторами, быстро распространился по городу. Все, кому были небезразличны чужие жизни, все, кто соглашался помогать больным, носили теперь эти одеяния, чтобы их могли узнать.

Когда я проходила мимо одного из таких врачевателей, он кивнул, приветствуя меня.

– Уступаю вам дежурство, – улыбнулась я в ответ, потому что отныне решила ко всему относиться легко.

Он пожал плечами.

– Ставлю на то, что болезнь разносят блохи и крысы, – в том же тоне продолжила я, не сбавляя шага.

Птичий клюв повернулся ко мне. Невидимые под маской глаза сверлили спину, но я так и не обернулась. Прошлое должно было остаться в прошлом… К тому же я не хотела видеть его лицо.

У меня было столько имен, что все уже и не вспомнить. Я была Асах и Алис, госпожой Шерадой и леди Электрой… Мне доводилось даже править страной. Давным-давно – так давно, что я сама едва в это верю, – меня звали Асхильдой. Это время прошло. Теперь уже неважно, как звали меня другие. Я помню только одно – кто я. Я – это просто Я. И других имен мне не нужно.

Минуты, часы, дни проносятся мимо. Идут годы, а вслед за ними, так быстро – века. 1400 год. Сколько времени прошло с тех пор, как я оставила родную деревню… 1600 год. Наступил и тут же закончился…

Воздух полон запахов после прошедшего дождя – он такой густой, что, кажется, можно попробовать на вкус. Раньше я восхитилась бы этим, позволив чувствам захватить себя. Теперь же это лишь еще одна непримечательная деталь скучного и однообразного мира, который никак не желает меняться. Впрочем, нет, все меняется. Все, кроме меня. Все стареет и умирает, рассыпается в пыль. Только не я. Не Я.