Олег Иванов - 1923 (СИ)

— Чтобы не дать выхода на Марту Фрислер. Дело в том, что она обеспечивала секретность этого проекта и всячески настаивала, что в случае возникновения вопросов она не должна быть замешена. Объясняла, что ей, как коммунисту, нельзя признавать знакомство с отсталой, реакционной медициной. Так что, тот факт, что один из студентов обратился к профессору — это скорее случайность и отражение умения профессора работать со студентами. Как оказалось, он хорошо знал представителей этого рода, ещё в те времена, когда путешествовал по Монголии. Поэтому буряты ехали не наобум.

Алексей вмешался в разговор. Подняв толстый конверт, он показал его Николаю.

— Вот, Бокий прислал. Материалы по бурятскому влиянию в Петербурге до революции. Я мельком глянул — у них были весьма сильные позиции. Бадмаев и другие — все они вертелись около верхов. Но давайте, други, к делу. Проблема вот в чём.

Он сделал паузу и поднял глаза к потолку.

— Решено потихоньку внести ясность в это дело. Поэтому хозяин встречался с Дзержинским и Бокий работает над этим вопросом по своей линии. Он отрабатывает вопросы в Секретариате Ленина и в Коминтерне. Нам поручено выяснить что стоит за этой самой тибетской медициной. Может быть в ней есть рациональное зерно?

— Это решение Сталина? — тихо спросил Коля. От ответа зависело многое. По публикациям конца века он помнил, что Генеральный Секретарь приложил много сил для вывода Ленина из политики и фактической изоляции его в Горках. Надо было разобраться, какого ответа ждёт вождь от них.

— Да, — по прежнему негромко сказал Алексей. Это его личный вопрос.

— Хорошо. К вечеру можно будет дать серьёзное заключение. Мы расспросим Линя, и наверное кого-нибудь из исследователей Востока. Так что своё мнение сформируем.

— Ладно. Тогда, как будет ясность — сразу ко мне.

Они зашли в буфет, потому что с переездом Алексея поставка осетринки в особняк кончилась. Приходилось довольствоваться чаем, да сушками из ближайших лавок.

— Что ты думаешь об этом странном поручений? — спросил Степан. По моему нас просто отстранили от расследования. Заключение по влиянию Восточной медицины проще дать врачу, а с нас-то какой спрос?

Коля сделал знак, что надо будет поговорить на улице. Пока он продумывал варианты, да и разговор в буфете на эти темы его напрягал. Тем более, что осетринка была как всегда на высоте, и портить вкус деловым разговором было бессмысленно.

Когда они вышли на улицу и пошли пешком через сквер, Коля сформулировал наконец свои мысли в менее или более понятной форме.

— Степан, мы уже говорили, что в партии идёт активная борьба за власть. Фигура Ленина сейчас стоит над схваткой. Он как бог из машины — его появление, даже простая записка способна поломать любые планы, изменить любой расклад. С этой точки зрения — вопрос о его здоровье — это первейший и важнейший вопрос власти, а значит и политики. Вот и посмотри на проблему с этой точки зрения.

Аршинов задумался.

— Выходит, что нам поручено важнейшее дело. Тот, кто держит в руках прогноз о здоровье Ульянова — может чрезвычайно сильно влиять на политику.

— Правильно. Разбираться сейчас как что происходило в секретариате Ильича — дело сугубо второстепенное, и нужное, скорее для архива. Даже пресловутая революция в Германии бледнеет по сравнению с этим. Потому что это для хозяина — вопрос о власти.

— То есть он специально пустил Бокия в ту сторону, отвлекая его от основного. А он стратег. ОГПУ сейчас утонет в этом копании, которое действительно, ничего нового не даст. Как я понимаю, после смерти Ульянова его секретариат выйдет в тираж. Значит данные об измене в этих рядах практического значения иметь не будут. Пусть Бокий пользуется этим отработанным материалом.

— Ну вот видишь, Степан Терентьевич. Ты и сам в этом всём разобрался. А говоришь, задвинули в угол, отстранили от расследования.

Так, размышляя они дошли до Солянки. Линь, к счастью, был на месте, так что разговор прошёл быстро.

— Наша медицина не может вылечить больного человека, особенно если болезнь зашла чрезвычайно глубоко. А я понимаю, что там именно такое состояние. Если бы раньше, мы могли бы приостановить вредные процессы. А теперь уже поздно. Я думаю, что какой-то частичный эффект наше лечение может дать, но не более того. Процесс разрушения уже не остановить.

Получалось, что восточная медицина — это не панацея, а система методов по поддержанию здоровья. Ей надо заниматься постоянно, тогда она будет оказывать свой положительный эффект. Наверное, она должна помогать при переломах и травмах — в Тибете должен быть накоплен богатый опыт борьбы с ними. А вот лечить запущенные внутренние болезни — за это врачи Востока не брались.

— Скажите Линь, — уже от себя спросил Николай. А если на ранних этапах обращаться к Вашим врачам — что тогда?

— Всё зависит от характера болезней. Мы научились лечить традиционные болезни духа и тела. Это может у нас получаться. Кстати, мы нашли нашего монаха, которого возили в Москву для осмотра Ульянова.

Линь сказал это будничным, ничего не значащим тоном. Николай посмотрел на него, чрезвычайно удивлённый. Действительно, ведь это обязательный элемент лечения. Как он раньше не догадался. Интересно, а Бокий додумается или нет?

— И где сейчас это врач — Коля спросил первое, что пришло на ум.

— Здесь у нас, ответил Линь. Он рассказывает, что болезнь Ульянова неизлечима. Ему совсем недолго осталось жить.

— Настоятель, сейчас это не главное. Вы совершили очень рискованный поступок. Кто-то знает, что этот врач у Вас?

— Нет, никто. Его утром привезли из Петрограда и сейчас он находится на одной из наших квартир.

— Вот, что Линь. Это очень опасно. Его, наверное, уже ищут чекисты. Вы должны этого врача спрятать. Спрятать надолго, чтобы до конца жизни Ульянова его не могли найти. Иначе выйдут через него на Вас и будет очень плохо. Состояние здоровья вождя — это государственная тайна, а Вы к ней прикоснулись. Не знаю, как в Китае, а в Советской России это наказывается смертью. Поэтому немедленно займитесь ликвидацией всех хвостов.

Было видно, что монах не обрадовался. Действительно, работа предстояла серьёзная, да ещё и люди Бокия висели на хвосте.

— Вы полагаете, что всё так серьёзно?

— Ещё серьёзнее, чем Вы думаете. Я уже говорил Степану — одно слово, одна записка Ленина может обронить весь этот политический Олимп, на котором уже поделена власть, должности и деньги. Правящая верхушка будет защищать то, что она уже считает своим всеми средствами.

— Хорошо. Я отдам соответствующие распоряжения. Вас не волнует судьба врача?

— Нет, не волнует. Расскажите подробно, кто и когда возил его к Ленину.