Валерий Елманов - Нам здесь жить

— А знаешь, что мне нравится в этом времени? — крикнул он другу. Тот обернулся. — Что нам не придется отписываться за эту здоровенную гору покойников, — кивнул он на груду тел, — хотя каждый второй в ней пал либо от твоего арбалета, либо от моего. — Он неожиданно присвистнул и указал вернувшемуся Петру на одно из тел.

— Я же говорил, что инквизиторы могли оставить их здесь. Смотри, вот тебе и Вальтер. Правда, мертвый.

— И когда его, болезного, кто-то из нас пришиб, ума не приложу, — недоуменно протянул Петр, глядя на арбалетную стрелу, торчащую в груди у бывшего пленника. — М-да-а, сержант, никогда ты не будешь майором, — вздохнул он, с легким сожалением глядя на бывшего члена великого капитула. — Ну-у, тогда есть смысл поискать и Боню.

Однако, как ни старались, отыскать испанца среди покойников ни здесь, подле ворот, ни далее, им не удалось…

Кейстут не забыл о своем обещании. Когда его люди вломились в башню (в первую очередь усилиями Локиса, с маху высадившего дубовую дверь вместе с косяком), княжич запретил убивать Дитриха, велев взять живым. Пленение надменного гордеца обошлось в трёх погибших со стороны литвинов. Могло быть и больше, но в дело вмешался Вилкас. Он испросил у брата разрешение и, припомнив один из приемов Сангре, прыгнул в ноги крестоносцу и с силой дернул их на себя. Почти сразу на комтура навалились и другие литвины. Дитрих оказался неимоверно силен, но слишком много насело на него народу, а увесистый удар Локиса по голове довершил дело.

С остальными не церемонились, попросту подпалив башню и крикнув, чтоб те, кто не хочет сгореть заживо, побыстрее выходили и тогда каждому третьему Кейстут обещает даровать жизнь. Стойких оказалось мало. В большинстве своем недавние бравые воины не пожелали оказаться мучениками, погибшими за святое дело крещения непокорных язычников. Конечно, один шанс из трёх — не ахти, но хоть что-то, и они повалили с верхних этажей, откуда, словно в упрек убегающим, вскоре зазвучало заунывное песнопение.

— Сейчас я пленных порасспрашиваю насчет Бонифация, — предложил Улан.

Идея принесла свои плоды буквально через пару минут. Оказывается, бывший пленник находился в небольшой подвальной каморке, размещенной в подсобных помещениях под казармой, где жили воины. Участия в недавнем сражении он не принимал, поскольку был надежно прикован за ноги парой тяжелых железных цепей, второй конец коих крепился к могучим железным скобам, вбитым в стену.

Впрочем, даже при отсутствии цепей он бы не смог принять участие в обороне замка, ибо выглядел лежащий на здоровенной охапке соломы испанец не ахти. Глаз он не открывал, пребывая без сознания, однако, судя по тяжелому, прерывистому дыханию, и без того было ясно, что досталось крестоносцу изрядно и отцы-инквизиторы до своего отъезда зря времени не теряли. Об этом же говорили и повязки на его руках и ногах, сквозь которые проступала кровь.

При виде их Петру припомнилось, как последние несколько дней его самого кидало то в жар, то в холод и вдобавок изрядно ныли руки с ногами, особенно пальцы, и он недовольно поморщился. Симптом был весьма красноречивый, лишний раз подтверждающий, что есть у него с этим испанцем какая-то загадочная связь.

— Не, ну это свинство, — возмутился он. — Мы им продали такой чудесный товар всего-навсего с одной-единственной дырочкой на всем теле, да и то аккуратно заштопанной, а они что творят?!

В это время во второй куче соломы, наваленной в другом углу, что-то подозрительно зашуршало. Улан нахмурился и, подойдя к ней, запустил внутрь руку. А через мгновение вытянул за сутану хорошо им знакомого Сильвестра.

— А-а, и ты тут, раввин недоделанный, — зловеще протянул Сангре. — Ну и какого хрена ты изгалялся над парнем, мулла занюханный?!

Тот в ответ торопливо залепетал что-то по-немецки.

— Он говорит, что не принимал участия в пытках этого доблестного воина, — перевел Улан, — и даже не присутствовал при них, хотя точно знает, что терзал благородного рыцаря Фернандо Вальдес, каковой и является палачом. И делал он это по повелению фра Пруденте. Самого же Сильвестра оставили подле Бонифация с одной-единственной задачей — как можно скорее излечить крестоносца, чем он неустанно и весьма успешно занимался.

Едва Улан закончил переводить, как Сильвестр, видя, что Сангре по-прежнему мрачен, ойкнул, торопливо метнулся к соломе и извлек из ее недр свой заветный сундучок. Распахнув его, он извлек пачку небольших бумажных рулончиков и трясущейся рукой протянул их Петру, продолжая что-то бормотать при этом.

— Что за хрень? — осведомился Сангре.

— Индульгенции, — пояснил Улан.

— А-а-а, райские блага за наличный расчет.

Сильвестр непонимающе посмотрел на обоих и, спохватившись, вновь принялся что-то торопливо лепетать.

— Чего он? — осведомился у друга Сангре.

— Говорит, готов предложить в качестве выкупа за себя кое-что бесплатно.

Сильвестр торопливо закивал головой, извлек из своего сундучка несколько бумажных рулончиков и торжествующе протянул их Петру, что-то тараторя при этом.

— Он говорит, что теперь ты сможешь очиститься от кары за любые совершенные тобой грехи: прелюбодеяние, грабеж, кражу, поджог и убийство, причем вне зависимости от того, кого ты убил, — перевел Улан, о чем-то спросил Сильвестра и, услышав его ответ, продолжил: — У него с собой имеются особые индульгенции, дарующие прощение, даже если от твоей руки погибли мать, отец, сестра, брат или жена. А еще, — он густо покраснел, — если ты с ними всеми прелюбодействовал перед этим. Разумеется, тебе надлежит исповедаться у священника, но у монаха есть особая индульгенция, позволяющая и без исповеди вернуться в лоно церкви очищенным от всех грехов.

— И бог, значит, прочитав его бумажки, простит мне все прегрешения, кои я сотворил с людьми, включая папу, маму, братика и сестричку? Ну и ну, — оторопело протянул Петр. — Сдается, эти парни вообще ополоумели вместе со своим далай-ламой, а своего бога держат за последнего… Ладно, не буду продолжать, но исключительно из уважения к всевышнему, коему здорово не повезло с паствой. А Сильвестру передай, чтобы он спрятал обратно свои писули, а то я не выдержу и засуну этот ларец в его собственное лоно. Хотя подожди-ка, — он почесал в затылке и хитро улыбнулся. — Слушай, Уланчик, поинтересуйся, а нет ли у этого пастора Шлага отпущения грехов за убийство духовного лица? Вот за это я бы не поскупился и даже заплатил.

Улан улыбнулся, спросил, внимательно выслушал и брови его от удивления взметнулись. Повернувшись к другу, он растерянно протянул:

— Действительно имеется. Более того, он предлагает тебе… существенную скидку.