В Бирюк - Понаехальцы

Двенадцать вёрст до Окского двора по тёмному — обеспечивает крепкий сон в любых условиях.

Мне очень не понравилась глазастость этого стольника. О доменной печке он упомянул. Но, наверняка, углядел и многое другое на «Гребешке». Надо, чтобы он там, в Окском дворе, безвылазно сидел. Человека к ним придётся приставить. Чтобы не пускал гулять по окрестностям.

Остальные тоже стали подыматься, но когда я мотнул головой, уселись обратно, переждали, пока девчушки стол переменили. Разлили по граммулечке, крякнули, зажевали.

– Ну, мужи добрые, сказывайте. Какие у нас ещё беды-невзгоды образовалися.

Илья только фыркнул:

– А что, Воевода, тебе полтораста гривен виры — не забота? А, ну конечно же, ты ж клад нашёл. Одиннадцать тыщ дирхемов. Да обрезков пол-столько. Тебе гривнами рязанцам сыпануть — что мух помойных отогнать.

«Счастливым быть — всем досадить» — русская народная мудрость.

Богородица мне пощастила — кучу древнего арабского серебра в Муроме дала. С Богородицей не поспоришь. Однако ж завидки гложат. И этого Илью Муромца — тоже. Нормальный человек. Редко кто без зависти может на чужой успех глядеть.

«Охота вредить была, да спорыньи не было» — чисто наше, исконно-посконное. Рожь пока в других странах мало сеют. Вот и спорынья там, у них, в фольк не вошла.

У нас «спорынья» сыскалась. У Калауза. Вот он и наезжает. Но что, всё-таки, у него «в козырях»?

– Беда у нас, Воевода.

Во, и Софрон прорезался. После толчка по рёбрам от одного из спутников. Как-то он сильно встревожен. Что ему, прасолу, до разных вир княжеских? Его дело хлебом торг вести, а не юрисдикциями мериться.

– Которая?

Неужто вся Рязань дотла выгорела?! Это интересно было бы. С учётом разных моих… строительных инноваций.

– Собрали мы ныне ржицы доброй. В снопах, как уговаривались. Аж шесть учанов. Да верстах в десяти от рубежа муромского караван наш остановили. Люди рязанского князя. И довели нам указ княжеский. Указал князь брать мыто с тех купцов, кто вниз по Оке хлебом торг ведут. По полста гривен с лодии.

Оп-па…

Едрень-пофигень. На «Святой Руси» нет таможни! Нет привязки мыта к виду товара!

Так и здесь же — учётная единица «лодия»! Даже если купцы учан наполовину жемчугами набьют — те же полсотни гривен. Потому что вторая половина — жито.

Заградительные вывозные пошлины?

Нет, фигня.

Ага, вот и другой козырь в рукаве сыскался. Не на одном князь Андрее свет клином сошёлся.

Ух ты как…

Как хорошо Калауз меня за яйца ухватил! И будет теперь крутить да посмеиваться.

Продовольственная безопасность. «Костлявая рука голода нависла над…».

Здесь — над Всеволжском.

Купцов прорвало. Они плакались о своём несчастии, о судьбе-злодейке, о том, что ныне в долгу как в шелку, что попали как кур в ощип, как между молотом и наковальней…

В русском языке есть масса образных выражений этого ряда.

«Сошелся, как с запрягом из-за угла». «Не видал, как упал; погляжу — ан лежу». «Не думано, не гадано. Не чаяно, не ведано».

Там ещё про сову есть: «Ждала сова галку, а выждала палку». Наш случай: купцы ждали прибыли, а влетели в убытки.

«Обманутые ожидания» в коммерции выражаются в «плохих кредитах», в невозвратных долгах. Которые здесь возвращают. Передавая заимодавцу всю собственность должника. Включая его самого и его семейство.

Власть вдруг изменила правила игры. Так она ж власть! А люди влетели по самые гланды. — И что? Это ж так, людишки податные. Здешний синоним: «подлые люди». Потому что подлежащие. Под властью.

Судьбинушка у них така. И в моё время — так же и неоднократно. Невзирая на высокое звание «гражданин». «Выждал палку». Тебя ль, что ли, спрашивать? Компенсировать?! — Много вас таких.

Это не заградительные пошлины для насыщения своего рынка конкретным товаром. Это — ограбление. Меня именно. Введены только на одном направлении — вниз по Оке. В эту сторону — только один серьёзный покупатель хлеба.

Я. Всеволжск.

Хлеб да скот — единственные для меня принципиальные товары. Всё остальное… Могу обойтись или сам сделаю.

Даже со скотиной — есть варианты. А вот хлебушек…

И ведь взять негде! Муромские… может и продадут. Сколько-то. Слёзы.

Вести торг с мордвой? — Дать азорам и кудатям денег — угробить Вечкензу.

Из Ополья, после Клязьменского каравана… ничего кроме мордобоя.

На Верхней Волге — нет хлеба на продажу.

Кланяться эмиру? — Цена? Не в деньгах — в привязках. Хлеб с мечетью пополам? Каравай с «изюминкой»? Типа минбара с икамой? Дальше — стремительно по нарастающей: эмирские муллы, эмирские купцы, эмирские дружинники, шариат с адатом… Мои люди на это… Резня. В нескольких вариантах. С одинаковым исходом — бздынь полномасштабный.

Ух как он меня хорошо…

И понятно, что будет дальше. Дойка. Многократная и прогрессирующая.

Это на молочной ферме старшая смены может урезонить доярок:

– Сбросьте вакуум — кровь сосёте.

Здесь — и не глянут. Высосут до белизны.

Отдай виру. И признай право его суда. Отдай пошлину. В октябре пойдёт обмолоченный хлеб — пошлину поднимет вдвое. Или — в пятеро. Выдоив серебро, потребует вернуть литваков. Я готов выдать Кастуся на казни? Елицу — в робы? Фанга — в холопы? А придётся. Иначе — смотри как голодают и умирают люди. Мои люди.

За год-два-три Калауз выжмет, обескровит Всеволжск. Потом-то оставшиеся смогут уже обеспечить себя хлебом. Потому, что город расти перестанет. Одни — разбегутся, другие — вымрут. Оставшиеся — сожмутся, опростятся, окрестьянятся. Станет Всеволжск ещё одним нормальным святорусским пограничным городишкой. Невеликого размера и полёта.

Потом-то когда-нибудь… Место удобное — поднимется. Потом. Через столетия.

Ух как он меня…

Ванька! Факеншит уелбантуренный! Перестань ухать! Давай думать!

А чего тут думать? Всё просто: купить, кроме Рязани — негде. Или — идти под эмира. Что приведёт к скорой катастрофе. Остаётся ложиться под Рязань. Отдавать дирхемы, товары, технологии, людей. Людей. И — свою свободу. Или всё бросать и уходить дальше. Куда?!

«Нечем платить долгу — иди за Волгу» — мудрость народная.

Да я и так почти уже…!

Мать…!

Спокойно.

Думать.

Соображать.

Анализировать.

Считать варианты.

Альтернативы?

Боголюбский? — Мимо. Не впишется. Не сейчас. Не по этому поводу. Калауз в своём праве: мыто — в воле княжеской.

Война? — Разгромить рязанских! К едрене фене!

Нет войск. И — последствия… В междоусобной войне в Залесье Боголюбский впишется. Не на моей стороне.

Так всё-таки — эмир? И жить по Корану и шариату?

Итить меня ять…

Это-то — да. Это-то — сколько угодно. Это будет ежедневно и каждочасно. И итить тебя, и ять…