Борис Батыршин - Крымская война. Соотечественники [litres]

На цель вышли в кромешной темноте. Федя приказал как можно сильнее прижиматься к мелководью: во-первых, здесь они окажутся в мертвой зоне для орудий форта Рикассоли, а во-вторых, высокий берег, увенчанный крепостными стенами, надежно скроет катера в своей тени. Пока расчет оправдывался – до входа на внутренний рейд оставалось не более мили, а их до сих пор не заметили. И, судя по тому, что не слышно стрельбы, второй группе тоже пока везет.

Вдалеке глухо ударил взрыв. Звук отразился от каменных стен и укатился в открытое море.

«…Тьфу, пропасть, накаркал…»

Федя схватил обрезиненный корпус рации, нащупал тангенту.

– Заветный, я Второй. Западная группа обнаружена, нас пока не увидели. До цели девять кабельтовых, выхожу в атаку!

– Второй, я Заветный, понял вас. Десять минут.

Это значит, миноносцы дадут «фулл спид» и через десять минут выпустят по стоящим на внешнем рейде кораблям торпеды. За это время катерам лейтенанта Красницкого надо успеть добраться до прохода и найти цели, достойные их мин.

На бруствере заметались желтые отсветы, бухнула сигнальная пушка. Пронзительно, по-змеиному, зашипело, над бастионом взлетел в небо комок ярко-желтого пламени, ярко осветив море, крепостные стены, пену прибоя в полукабельтове от «двойки».

Федя вскочил. Теперь он ясно видел все три катера – вот они, держатся позади изломанной линией. Осветительная ракета вырвала из темноты детали – фигуры людей, низкие рубки, трубы, минные шесты на решетчатых подставках.

Новое шипение, новая вспышка в зените. Крики на бастионе стали громче, захлопали ружейные выстрелы. У самой щеки пронеслось что-то горячее, плотное и с треском ударило в планширь. Брызнули во все стороны щепки.

– Полный вперед! – отчаянно заорал Федя. – Семикозов, давай к минам!

Боцман, с которым они ходили в атаку еще при Варне, завозился с креплениями минных шестов. Федя оттолкнул рулевого и сам встал к штурвалу. Справа, в темноте, забухали пушки. Это уже на кораблях – только звук какой-то несолидный, не похоже на тяжелые пексановские орудия. Тоже, наверное, сигнальные…

Федя быстро завращал штурвальное колесо, нос катера покатился влево. Прямо посреди прохода на внутренний рейд, между западным молом и оконечностью мыса Калькара, медленно полз линейный корабль. Мачты его казались кургузыми обрубками; из короткой трубы густо валил дым, подсвеченный изнутри оранжевыми искрами. За кормой, на буксире, тащится еще один: у этого стеньги не спущены, неубранные паруса свисают с реев неопрятными фестонами. Орудия на обоих линкорах пока молчали.

«…Надолго ли? Ох, сомневаюсь…»

– Купченко, семафорь: « Мыслете »!

Матрос-сигнальщик схватил переносной фонарь Ратьера и застучал шторкой.

«…Заметят с берега? Черт с ними, поздно!..»

Готовясь к атаке, Красницкий расписал несколько вариантов действий. Была среди них и атака на две крупные цели в проходе. «Мыслете», буква «М» в своде флажных сигналов русского флота, тире-тире-точка: катера Красницкого и мичмана Бухреева идут на головной мателот, мичмана же Ольминский и Редников берут второго. Сначала атакуют ведущие катера; ведомые следуют в полукабельтове позади и при необходимости наносят завершающий удар.

– Семикозов, оба шеста!

Начинка мин – не черный порох, даже не пироксилин. Из 1920-го доставили достаточно взрывчатки – мелинита, динамита, тротила. Два заряда разломают деревянный борт английского линкора, как телегу, застрявшую на рельсах перед несущимся локомотивом. Можно обойтись и одним, но мало ли. Взрыватель не сработает, или электрический провод перебьет шальной пулей…

«…Правда, никто в нас не стреляет. Что они там, заснули?..»

Кабельтов… восемьдесят саженей… шестьдесят…

– Мины в воду!

Семикозов навалился на шест. Медный бочонок, скрывающий полпуда тротила, выдвинулся на всю длину, наклонился, нырнул в воду. Боцман набросил на свободный конец шеста заранее подготовленную петлю и точными движениями закрепил узел. Краем глаза Красницкий видел, как американец помогает матросу крепить второй шест.

Линкор полз вперед узлах на двух. Медленно, но вполне достаточно для того, чтобы вместо миделя, куда нацелился Федя, катер подошел к борту у самой кормы.

«…Еще чуть-чуть, и может затянуть под винт. Впрочем, вздор – машина у англичан слабосильная, обойдется…»

Высоченная корма утесом нависала над катером. Бессильно болталось громадное полотнище кормового флага; поблескивали стекла офицерских кают, латунные переплеты и вызолоченные буквы Centurion под окнами адмиральского салона.

80-пушечный линейный корабль третьего ранга. Странно, подумал Федя, в справочниках «потомков» «Центурион» значится как парусный, переделанный в винтовой лишь в конце 1856-го. Видимо, из-за прошлогодних потерь британцам пришлось поторопиться.

«…Три сажени… две!..»

– Ahoy! Who the hell are you? [20] Эй! Кого это черт несет? ( англ .)

Прежде чем лейтенант успел открыть рот, Мори ответил:

– All hands weather main вraces, limey! [21] Грота-брасы на ветер, англичашка! ( англ .)

Мины уткнулись в борт на четыре фута ниже ватерлинии и заскрежетали по подводной медной обшивке, уходя ниже, под киль.

Федя медленно сосчитал до пяти и рванул линь, освобождая взрывчатые снаряды.

– Машину на реверс!

Машинист со скрежетом перекинул рычаг. Под кормой забурлило, вертикальная стена борта медленно поплыла назад.

«…Семь… восемь… девять… десять…»

На счет «пятнадцать» Федя заорал: «Берегись!» – и замкнул рубильники. Сдвоенный взрыв ударил катер, словно копытом шерстистого носорога. Лейтенант едва удержался на ногах, вцепившись в штурвал; Семикозов, Мори, кочегар, сигнальщик – все повалились друг на друга. Пенный вал захлестнул суденышко от носа до кормы. Пронзительно зашипело – это вода окатила раскаленную чугунную дверцу топки.

На палубе линкора пронзительно орали люди, грохотали по палубе башмаки, один за другим хлопнули два пистолетных выстрела. Водяной столб, поднятый взрывами, уже осел. В грязной бурлящей пене то тут, то там мелькали обломки, взметнулась и пропала рука с судорожно скрюченными пальцами…

«…Тот, что нас окликал? Не повезло бедолаге…»

Федя закашлялся, выплевывая воду, замотал головой. В ушах все еще звенело после взрыва.

– Отличная работа, мистер Красницки!

Мори завозился, поднимаясь на ноги. Матрос-сигнальщик подхватил американца под микитки, рывком поднял, усадил на банку.

Почему с «Центуриона» до сих пор не стреляют, гадал Федя, выкручивая до упора штурвальное колесо. Все же корабль не на бочке, не у стенки стоит – движется, выполняет маневр. Должны же быть дежурные орудия, часовые с ружьями, наконец? Хотя, если подумать, зачем? Родная гавань, берег – сплошные форты и береговые батареи. Похоже, командующий британской эскадрой был уверен, что здесь им ничего не угрожает. Если так, то эта уверенность дорого обошлась его подчиненным…