Борис Батыршин - Крымская война. Соотечественники [litres]

Над головой визгнуло ядро, и Федя инстинктивно пригнулся. Стреляли не с «Центуриона» – видимо, катера заметили на батарее, караулящей проход на внутренний рейд.

«…Поздно, джентльмены! По малоразмерной цели в темноте хрен вы куда попадете, разве что в свой же «Центурион». Впрочем, ему уже довольно – вон как осела в воду корма! Обшивка, наверное, распорота так, что в пробоину можно въехать на грузовике, а до водонепроницаемых переборок здесь пока еще не додумались…»

Позади обреченного корабля ударило – раз, другой, потом, после короткого интервала, еще дважды. Ольминский с Редниковым, а значит, второму линкору тоже аминь. А ведь у них получилось так, как и было задумано, запоздало сообразил Федя. Даже если англичане сумеют оттянуть «Центурион» к берегу, прежде чем он ляжет на дно, второй корабль уж точно потонет прямо на судовом ходу. Конечно, его уберут самое позднее дня через три, но эти три дня эскадра – или то, что от нее останется, – будет надежно заперта в гавани.

– Вашбродь, а наши-то?

Федя обернулся. В стороне, в полукабельтове попыхивал машиной катер мичмана Бухреева. В свете взмывающих с бастионов ракет поблескивали медные бочонки мин на задвинутых до упора шестах.

– Купченко, пиши: « Рцы »!

« Рцы », точка-тире-точка. «Следовать за мной». Соваться на внутренний рейд рискованно, да и незачем, а вот на отходе вполне можно найти достойную цель.

Словно в ответ его мыслям вдали, на внешнем рейде, вспыхнули и забегали лучи прожекторов. Федя замер – до его слуха донеслась беспорядочная пушечная пальба, а потом серия глухих ударов. Раз, другой, еще и еще… Лейтенант, шевеля губами, шепотом считал взрывы торпед. Каждый – это отправленный на дно боевой корабль. А молодцы: наверное, стреляют, как на адмиральском смотру – по одному, считая от головы ордера, с равными интервалами. Неудивительно, что почти каждая торпеда идет в цель, условия стрельбы самые что ни на есть полигонные. А вот британцам-наводчикам не позавидуешь – попасть из допотопных гладкоствольных орудий по стремительным низким силуэтам, да еще и когда сетчатку наводчику выжигает беспощадный луч, уставленный прямо в лицо с каких-то двенадцати кабельтовых…

Ярчайший мертвенно-белый свет залил катер. Это было так неожиданно, что Федя присел, прячась за кожухом котла. Позади удивленно вскрикнул Мори, выматерился Семикозов, а прожекторный луч уже скользил прочь, выхватывая из темноты то брустверы бастионов Сан-Эльмо, то покосившиеся мачты приткнувшегося на мелководье фрегата, то шлюпки, мельтешащие в волнах вокруг грузно оседающего в воду трехдечного корабля. Все новые слепящие щупальца обшаривали море, корабли, крепостные стены, слепили наводчиков, сковывали ужасом сердца людей на палубах беззащитных линкоров. Потом два столба электрического света взметнулись вверх и скрестились, подобно «световым мечам» из футуровидческого фильма о «далекой галактике», который Феде случилось как-то посмотреть в кают-компании «Алмаза». Лейтенант радостно засмеялся, встал во весь рост и, сорвав фуражку, замахал идущим следом катерам. Впереди, над внешним рейдом Ла-Валетты, над разодранными тротилом и сталью британскими линкорами, встал до самых звезд Андреевский крест.

Рангоут уютно поскрипывал в такт толчкам волн. На палубе переругивались матросы боцманской команды; раздался пронзительный скрип, и над головой Феди проплыл выстрел с раскачивающимся на сдвоенном тросе чугунным гаком. Лейтенант еле успел пригнуться – тяжеленный крюк смахнул с его головы фуражку и чиркнул по волосам.

– Полегче там, храпоидолы! – заорал Семикозов. – Чуть господина лейтенанта не зашибли, а он пораненный! Вас бы по темечку вымбовкой, дярёвня косорукая!

Мимо пропыхтел катер с большой цифрой 4 на носу – мичман Ольминский. Разведенной волной «двойку» Красницкого, пришвартованную под русленями грот-мачты, приподняло и чувствительно приложило о борт парохода. Надо бы спуститься и вывесить кранцы, лениво подумал Федя. Конечно, после такого отчаянного дела можно и расслабиться, но не настолько же, чтобы сидеть и смотреть, как калечат казенное имущество.

Но – не получится. Рана, конечно, пустяковая, но все же мешает карабкаться по веревочным трапам. Недаром на борт Федю поднимали как куль муки, в веревочной люльке. Англичане сумели напоследок до него дотянуться – ружейная пуля, пущенная наугад, на кого бог пошлет, угодила выше локтя, распорола рукав сюртука и вырвала из руки изрядный клок плоти. Ерунда, конечно, но ведь болит…

– Позвольте, я! – засуетился Мори. Он ловко, несмотря на покалеченную ногу, спустился в катер и по очереди перекинул за борт все три кранца. Скрип немедленно прекратился. Подбежавший матрос помог американцу забраться на палубу.

– Ваши мины – страшное оружие, – сказал Мори, вытирая ладони большим клетчатым платком. – Всего полчаса, и британцы недосчитались четырнадцати кораблей линии. Четырнадцати! И все это – дело рук трех сотен человек, если считать команды миноносцев.

– Это еще что! – отозвался Федя. – Могли бы и остальные добить, только некогда. Да и торпеды стоит поберечь: путь до Кронштадта неблизкий, нам еще мимо Гибралтара идти, и Каналом…

– Вряд ли теперь кто-нибудь рискнет встать у вас на дороге. Брюссельские газеты еще в апреле писали – Англия собирает на Мальте последние оставшиеся у нее линейные корабли. Все, что они могут сейчас наскрести в Метрополии, хлам, линкоры третьего класса, постройки двадцатых годов. Разве что эскадра Нейпира – так половина ее кораблей еще в прошлом году ушла на Черное море.

– Помню, как же… – кивнул Федя. – «Джеймс Уатт», «Дюк оф Веллингтон», «Сен Жан д΄Акр». Приходилось видеть в Варне. Нам тогда не так повезло – подорвали вместо линкора паршивый фрегат и сами чуть богу души не отдали. Двенадцать дырок в днище! Спасибо боцману, запасся чопиками, а то бы так и потопли посреди бухты.

Заскрипели блоки, борт «Буга» качнулся. Катер мичмана Бухреева оторвался от воды и неспешно пополз вверх. Зеленовато-прозрачные струйки стекали с днища и звонко разбивались о воду.

Лейтенант задрал голову – отсюда хорошо были видны пробоины в днище с торчащими из них деревянными затычками. Руль «единички», свороченный влево, висел на единственной петле. Семикозов снова заорал что-то ругательное, упершись в раскачивающийся катер багром.

– Вот кому не повезло… – вздохнул Мори. – Удивительно только, как не взорвался котел? Два попадания, трещины – а ему хоть бы что!

«Беллерофон», восьмидесятипушечный трехдечный линкор, один из самых старых кораблей Средиземноморской эскадры (1818 год, как-никак!), был давно знаком алмазовцам. Впервые они встретились в открытом море, на полпути между Варной и Евпаторией, когда эссеновские «эмки» заставили адмирала Дуданса повернуть назад. Линкор отделался тогда тремя попаданиями – полупудовая бомба рванула на шканцах да пара «ромовых баб» – бутылок с кустарной зажигательной смесью – слегка опалила палубу возле грот-мачты. Через два месяца «ветерану» снова повезло: каким-то чудом он выскочил из варненского горнила и приполз залечивать ожоги на Мальту. И здесь везению пришел закономерный конец: бог, как известно, любит троицу, и в полном соответствии с этой народной истиной, шестовые мины мичмана Бухреева поставили в карьере корабля Ее Величества «Беллерофон» жирную точку.