Ирина Булгакова - Рандом (СИ)

- О! Сусанин! - хрипло сказал Головастик. Он даже попытался подняться, вытянув для приветствия руку, но сопротивление воздуха, не пожелавшего принимать тучную субстанцию, отбросило его назад, в кресло.

- Привет, - не дожидаясь приглашения, я занял кресло напротив, обложенное мягкими подушками, прежде белоснежными, теперь видавшими виды. – Что пьем?

Все свободное пространство между стеллажами и мебелью заполняли пустые бутылки. Здесь было все: коллекционный коньяк гордо выпячивал трехтысячиевровые бока, белыми горлышками тянулись вверх бутылки из-под элитной водки, пузато обтягивали темное стекло этикетки виски. Шампанское и вино местная братия не жаловала, но и им нашлось место – плотными рядами пустые бутылки заняли оборону вдоль окна, как оберег от неведомой силы.

- На виски, смотрю, перешли, - устало сказал я, зацепившись взглядом за початую бутылку на столе.

- Да ну его, этот коньяк, - Головастик прицелился, сорвал со стола стакан с темным напитком, благородным янтарем плеснувшим в борта. – Чего ждешь? Наливай.

Волшебное слово вернуло к жизни Борюсика. Коротконогий, ширококостный мужчина сорока с лишним лет согласно хрюкнул и рывком сел. На испитом, заросшем седой щетиной лице вспыхнул неподдельный интерес.

- Кого я вижу! Амиго-сан! – со свистом пробилось из пересохшего горла. Так же, как его собутыльник, он сделал попытку подняться. И так же быстро был остановлен встречным потоком ветра, вернувшим его на диван. Он плюхнулся на сиденье, по дороге прихватив со стола заполненный наполовину стакан, умудрившись не пролить ни капли.

- Прям циркач ты, как я посмотрю, – усмехнулся я.

- Так ёптить, - удивился Борюсик и вылил содержимое стакана в рот.

Выудив из горы посуды, возвышавшейся тут же, на придвинутом к столику стеллаже, стакан, я плеснул себе на пару пальцев.

- И хули? – вежливо поинтересовался Борюсик, дождавшись, пока я поставлю на стол уже пустую тару.

- Какие новости? – поддержал товарища Головастик.

Мне нечего было ответить. Я сидел, прислушиваясь к себе. Алкоголь, горячим клеймом прожегший грудь, облегчения не принес. Завязанный в тугой узел комок нервов в который раз обсасывал виденье рыжей девочки, укрытой одеялами. Я снова налил себе и выпил, надеясь взять количеством.

- А хули, - усмехнулся Борюсик. Он с двух попыток одолел расстояние, отделяющее его от открытой банки с тушенкой, стоящей на столе. Поставил ее на колени, вколол одноразовую вилку в темно-серые внутренности.

- Судя по настроению, у тебя так и не получилось сплотить народ?

Я посмотрел на Головастика и медленно покачал головой. На первых порах я, движимый манией Мессии, пылал желанием собрать воедино весь оставшийся народ. Начинал я с радиостанции на Чапыгина, на коротких волнах сообщая о том, где и в какое время могут собраться все уцелевшие. В назначенный день кинозал в «Англетере» приютил шестнадцать человек. В отличие от меня желанием они не горели. Молча прослушали информацию и разошлись. Как на заседании какого-нибудь нового ЖСК. Не фига это не сбило с меня спесь! Я тратил дни и ночи, последовательно объезжая все улицы и вещал – вещал. Я брызгал слюной, заливая звукоприемник мегафона. В июле мой список пополнился. Теперь он насчитывал пятьдесят два человека. Кстати, Головастик и Борюсик также соизволили проявиться, найдя окошко в своем довольно плотном «рабочем» графике.

Кто они – уцелевшие? Разномастные, разнокалиберные. Разно-образованные и разно-воспитанные. Старушки, старички, тетки, мужики и почти дети. Мужчины примерно моего возраста от двадцати до сорока были представлены в количестве восьми экземпляров. Причем, Борюсик и Головастик входили в это число. Собрание и на сей раз не дало ничего. Ни им, ни мне. Один положительный исход виделся мне – нежелание людей объединять совместные усилия, изрядно притушил фитилек моего энтузиазма.

- А все почему? – В унисон моим мыслям отозвался Головастик. – Людей слишком многое связывает с домом. Остались близкие, за которыми как за больными требуется уход. Что ж тут плохого? Не все ж такие одиночки как мы с Борюсиком? У тебя же тоже осталась жена? Если мне не изменяет память.

В ответ я только вздохнул. Количество наконец-то перешло в качество. Меня отпустило.

- Так что, ты не кипишись, Сусанин. Султан к власти не рвется?

- Малость угомонился. Насколько я знаю, обосновался где-то на Гражданке. Вместе с Веркой.

- Ничего, Макс. Потерпи. Следующим летом в твоей пастве народу прибавится. Не все из шизиков переживут зиму. Таким образом, к тебе подтянуться те, кого держала любовь к близким…

- Любовь? – вдруг взвился Борюсик, уже потянувшийся к бутылке. Казалось, его испугал пустой стакан. – Да что вы понимаете в этом, салаги! Заладят тоже… любовь! Вот я ее любил! Она была вся такая… Бывшая моя. И чего? Взяла, и все у меня оттяпала при разводе! Заметь - все, купленное на мои деньги. Она не работала ни фига. Ни одного дня, все дома сидела… Типа, дети у нее. Короче, хрены всякие валяла. А потом взяла – и... Все мое. Кровно заработанное.

- Борюсик, угомонись, а? – сморщился Головастик. – Чего ты завелся?

- Потому что не надо пи..! Любовь… Вот я и приходил к ней пару месяцев. Уже после всего этого… Есть правда на свете – есть! Я каждый день приходил к ней. И смотрел ей в глаза. Сучке этой. Нахлебалась она перед смертью, за все свое зло ответила. Дерьмо свое ей наливал в тарелку, смотрел как она жрала…

- Все, блин!! – сорвался Головастик. – Наливай давай, хватит трындеть!

И опять сработало волшебное слово. Борюсик отвлекся, удовлетворенно хмыкнув «так хули».

Только моему расплавленному в кои-то веки нутру Борюсик был обязан тем, что не получил от меня точно в глаз. Я влил в себя еще, ожидая, пока стихнет желание набить ему морду. Здесь бывать я не любил. Гнусные чувства одолевали меня, стоило мне увидеть эту пару. Головастик – хрен с ним, но даже он… Они сидели напротив меня – два чмыря, оставшихся в твердом уме и памяти. А неизвестно почему, непонятно в силу каких причин и какого расчета, моя Дашка – красивая, добрая и умная девочка…

В то памятное воскресенье шел дождь. И я, по личной просьбе шефа отработавший накануне, дрых без задних ног. Выспаться – все, что входило в мои планы.

- Вставай, солнышко, я приготовила тебе завтрак.

Услышал я. И счел это продолжением сна. Перевернулся на другую сторону и заснул. Я проснулся минут через двадцать от задорного Дашкиного смеха. Потягиваясь, я подумал: ну увидел человек в сети или по телику что-то смешное, с кем ни бывает? В чем мать родила, я пошел на кухню, рассчитывая затащить Дашку в постель.

Телик был выключен. Гаджеты тоже. За окном шел дождь, стучал по подоконнику, приглушая Дашкин смех. Она видела за столом, пила воздух из пустой чашки и говорила в никуда. Никому.