Братья Швальнеры - Спецназ ГРУ против басмачей

Какой-то человек подбежал к ним и, перегнувшись через невысокую ограду чайханы, прокричал Фузаилу:

— Bosh sahifa borib. Skoree, qashshoqlik yo’q.

— Nima bo’ldi? — переспросил Фузаил.

— Mening elchisi Plohoy. Fuza-aka, minib olg’il! [15] — Скорее поезжай домой, там несчастье. — Что случилось? — Плохой из меня посол. Поезжай, Фузаил-ака! (узб.) , - отмахнулся тот и исчез.

Фузаил выскочил из чайханы, запрыгнул на коня и поскакал.

— Что случилось? — спросил Николай у Джамили.

— Этот человек сказал, что дома что-то случилось. Я волнуюсь, надо срочно ехать с отцом.

— А что случилось? Почему он не сказал?

— Посол, что приносит плохие вести, у нас не в почете. Что же ты сидишь, поехали скорее!

Они вдвоем выбежали из ворот базара, схватили чью-то лошадь, и, пока нерадивый хозяин тщетно силился догнать их, ускакали в сторону холма, на котором жил Фузаил-Максум.

Уже проскакав несколько метров, увидели они, что холм объят пламенем, а к небу вздымаются черные едкие столбы. Все стало понятно…

Зрелище на месте было куда ужаснее. Люди выскочили из домов и только молча смотрели, как пламя уничтожает постройки, деревья, сады, губит скот, дотла выметая исконных хозяев с их же земли. Дикость картины усугублялась еще и невозможностью потушить пожар — при такой температуре и разносимый горячим ветром пожар был практически неподконтролен. Единственное, что спасало Бухару от его угрозы-это расстояние.

Женщины и дети стояли невдалеке от полыхающих языков — казалось, они не боятся быть поглощенными и уничтоженными стихией, казалось, она отняла у них все, что они имели и о чем думали. Какие-то дома и постройки уже превратились в уголья да черепки — видно, пламя бушевало давно, хотя, быть может, аномальная жара так сделала свое дело… Какие-то еще вовсю горели…

Джамиля кинулась к одной из женщин. Та, при виде ее, разрыдалась и упала ей на плечо. Как видно, они были знакомы.

— Nima bo’ldi bu erda?

— Qizil keldi va mujohidlar uy yoqib kerak, deb aytdi … [16] — Что здесь произошло? — Красные приезжали, сказали, что дома моджахедов надо сжечь… (узб.)

— Что она сказала? — спросил Коля. Плачущая женщина почему-то посмотрела на него каким-то ненавидящим взглядом. Джамиля увлекла его в сторону.

— Уходи. Это красные сделали.

— Но зачем?!

— Сказали, что сожгут дома моджахедов…

— Но мы тут ни причем!

— Сейчас люди тебе не поверят, уезжай. Отцу я сама все объясню…

Николай вскочил на коня и, едва подавляя в себе юношеские слезы бессилия, примчался в город. Во дворце эмира поймал он командира красных Белова. Тот разгуливал окрест как ни в чем не бывало, поглощая яблоки одно за другим.

— Хочешь?

— Нет, спасибо.

— Это наманганские, вкусные…

— Что случилось на холме?

— А что там случилось? Мы уничтожили несколько домов басмачей…

— Но ведь не басмачей в бою вы уничтожили, а сожгли мирные хижины! Это как называется?

— Это называется борьба с классовым врагом. А ты не понимаешь, не лезь. А то вмиг к командиру вон отправлю.

На минуту у Николая возникло желание разбить эту самодовольную рожу, пришедшую на чужую землю, да еще вдобавок и не созидать, а разрушать и грабить. Но он сдержался, наскоро спустившись вниз. В тени у арыка на скамейке дремал Пехтин.

— Вставай.

— Ну чего орешь? Такой сон испортил…

— Где Ахмед?

— Не знаю, пару часов назад вышел от Энвера и ускакал куда-то, сказал в восемь вечера общий сбор, чтоб все были. Вот отдыхаю. А чего ты?

Николай не ответил — сломя голову он бросился в сторону гостиницы и велел портье срочно найти мистера Стоквелла, сам оставшись ждать внизу, в прохладном холле. Англичанин спустился на удивление быстро — словно ждал встречи или только что откуда-то пришел.

— Портье сказал, что Вы искали меня?

— Он не солгал.

— Слушаю Вас, мой дорогой.

— Я согласен на Ваше предложение. Что я должен делать?

— Хм… Позвольте поинтересоваться, чем это вызвано?

— Личные причины, и скоро вы о них узнаете. Но так или иначе я Ваше предложение принял. Что Вы хотите узнать от меня? Планы продвижения РККА вглубь Бухары?

— Не совсем. Ситуация меняется, и эта информация мне больше не интересна. Однако, в свете этой перемены, Ваша значимость для меня меньше не стала. Пока не могу точно сказать, как Вы сможете мне помочь, но иметь в загашнике человека из Вашей группы буквально жизненно необходимо, как выяснилось. Ну и разумеется, все Ваши труды и возможный риск будут щедро оплачены…

— Бросьте, Стоквелл, или как Вас там. Я пришел сюда не потому, что испугался Ваших угроз касательно моей дискредитации или потому что позарился на Ваши деньги. Идеологически мы были и остаемся врагами, это факт. Однако, мы оказались по разные стороны баррикад еще и с теми, кто сегодня управляет Бухарой. И не только потому, что они держат в плену нашего командира — политику всегда можно оправдать. Линия партии большевиков не приемлет мирного кровопролития, это недопустимо, что ни говори.

— «Враг моего врага — мой друг»? — припомнил Рейли фразу, слышанную уже сегодня.

— Что-то вроде того.

— Вот и славно.

Прощаясь со шпионом, Николай еще не знал личности того, с кем беседовал. А виной всему — железный занавес. Если бы не он, то молодой человек знал бы, что за два года до их полета в Баграм, в 1983 году, на экраны в США вышел сериал под названием «Рейли-король шпионов». Причем сходство его визави с актером Сэмом Нилом, исполнившим в фильме главную роль, было бы невозможно не заметить.

В это время ахал-текинец Ценаева нес его на спине в сторону Кагана и дальше него — к тому самому нагорью, где дней 10 назад они очнулись и где встретили караван Мадамин-бека. Некоторые караванщики, похожие на тех, так же гарцевали на лошадях возле отвесной скалы, у которой ребята нашли обломки своего самолета. Они были облачены в толстые халаты, а лица их укрывали повязки — так они защищали дыхательные пути от песка, что поднимался горчим ветром и носился по всей пустынной местности. Приблизившись к одному из всадников, Ценаев остановился.

— Привет.

— Привет. Где пропадал?

— Да, были дела. У вас все нормально?

— Нормально, если не считать того, что я сижу черт знает где и непонятно зачем. Когда это кончится? Когда мы вернемся в Москву? — собеседник Ценаева снял с лица повязку. Это был Никита Савонин, сын боевого командира Ценаева, который сейчас томился в бухарском плену и даже не подозревал о существовании у него отпрыска.

— Теперь все прояснилось. Скоро сам все увидишь, и тогда вместе отправимся домой.

— Что прояснилось? Ты можешь толком объяснить?

— Объяснять будешь ты. Только не мне, а солдатам, которые еще пребывают в плену коммунистической идеологии — о том, как нельзя вторгаться на чужую территорию, о том, что вообще ждет Узбекистан после прихода к власти большевиков…