Николай Rostov - Фельдегеря генералиссимуса

Внимания, господа читатели!

Участь русской армии решалась, конечно же, под стенами Константинополя, но и на заснеженных просторах Тверской губернии она решалась. Но, пожалуй, она уже была решена. Двадцать пять русских фельдъегерей погибли. Гибель Суворовской армии поэтому была неизбежна. И русский возок — два солдатика, ямщик — и долгий ящик под рогожей — ехал как раз там, где их припорошили снегом. А по полю наперерез возку скакало три черных всадника. Они не торопились. Зачем торопиться? Возок-то остановился. Лошади рухнули — как пьяные! В Торжке их напоили лошадиной водкой.

Прочитав эти два письма, Мария залилась слезами.

— Что ты плачешь? — кротко спросила ее Параша, войдя к ней в комнату.

— Плачу? — удивилась Мария. — Да, дружок, плачу, — вздохнула она. — Оставь меня одну, пожалуйста. — Параша вышла из комнаты. Выйдем и мы. Уж очень далеко вперед мы забежали. Вернемся в поместье князя Ростова — повернем стрелки романного времени на девятнадцать лет назад!

N. N. додиктовал по телефону мне этот эпиграф и сказал: «Извини, экспромтом. Хочешь, выковыривай два одинаковых слова-рифмы — и прочую шелуху. Там я где-то и с размером напутал. Впрочем, так все сейчас рифмуют, а размер стихотворный — ровностопный — так всем обрыдл, что ну его — к черту! А про княжескую приписку, согласись, здорово придумал! А?» — «Не знаю, здорово или нет, — ответил я. — Но то, что такую приписку князь штыком, а не циркулем выскреб, ты угадал! Была такая приписка на надгробном памятнике его жены — княгини Веры Алексеевны Ростовой».

Старый князь Николай Андреевич Ростов женился поздно. Не буду высчитывать, сколько ему было лет, когда он взял в жены шестнадцатилетнею свою крепостную Веру Морозову.

Князь родился в тот же день и в тот же год, что и Александр Васильевич Суворов. Вместе, с капралов, они начали свою службу в Семеновском полку.

Алексею Морозову — отцу Веры — и всему его многочисленному семейству он дал вольные за неделю до свадьбы. Тут же они уехали.

Куда?

А Бог его знает — куда! След их затерялся на проселочных дорогах нашей российской Истории.

Был ли сей альянс — крепостной с барином — очередной причудой князя? Наверное, был. Но и ведь любовь была!

Вставши рано по утру, Вера сразу же бежала к князю в кабинет (князь вставал еще раньше) — и целый день стояла у него за спиной. Смотрела, что он делает.

В ту пору дворца еще не было. Они жили в домике очень похожем на домик Петра, что сейчас в Летнем саду города Санкт-Петербурга.

Князь был полон деятельных планов. Выписав из Италии и Франции архитекторов, ученых и мастеров, он проектировал свой дворец.

Вера была прекрасной рисовальщицей и рисовала на твердых картонах свой дворец.

Фантазии юной своей жены князь складывал в муаровую папку. Она смеялась только: «Вот умру — память обо мне будет!» — «Что ты, душа моя, говоришь? — отвечал ей князь. — Это я память о себе вам с сыном оставлю!» Вера, как говорил князь, была брюхата сыном Андреем. Понесла сразу же в первую ночь.

Она отходила от него уточкой, садилась в кресло, рисовала свой очередной картон и говорила: «Нет, Николай Андреевич, это будет не справедливо. Я знаю».

Да, наверное, знала.

Она умерла во время родов. Младенец крикнул — и она, легко вздохнув, сказала: «Вот и все. Живите!» Князь вбежал в комнату. Она улыбалась. На тот свет идти не страшно, говорила ее улыбка, — все мы там будем.

«Что ты, Вера?» — схватил ее за руку князь. Рука ее из его руки выскользнула. «Живите!» — сказала в последний раз — и закрыла глаза.

Все фантазии своей жены старый князь воплотил в правой половине своего дворца. Получилось нечто сказочное, воздушное — и запутанное — как лабиринт. Так и назвали правую половину дворца — Лабиринт Веры.

В этом лабиринте комнат, лестниц, переходов, галерей мог один только юный князь Андрей не заплутать. Прятался в детстве от докучливых мамок и гувернеров. Старый же князь ни разу на эту половину дворца не вступал.

«Приду, когда умирать соберусь», — сказал он как-то раз шутливо, но взгляд был твердый: не шутил. Действительно, решил, что придет умирать в Лабиринт своей Веры. Он даже знал, в какую комнату он придет умирать. По винтовой лестнице под самый верх — в комнату воздушного шара. Из этой же комнаты другая винтовая лестница вела на круглую площадку, что была на крыше.

С этой площадки и был запущен в небо воздушный шар. Денно и нощно сидели там, в плетеной корзине, четыре наблюдателя. В подзорные трубы смотрели на все четыре стороны. Далеко было видать. Вели журнал наблюдения.

Зачем наблюдали, для чего все записывали в журнал?

Очередная причуда князя? Думаю, да.

А журнал интересно было бы почитать! Может, там и о фельдъегерях что записано?

Не за этим ли журналом Ростопчин и генерал Саблуков Жаннет и Бутурлина к старому князю заслали?

За Ростопчина поручусь — за этим. А вот за генерала от кавалерии Саблукова теперь уже не поручусь! В свете новых рассекреченных документов — генерал от кавалерии двойную игру вел. И слухи, действительно, князь Ахтаров по его просьбе распространял.

А тот лиловый сумрак, в который Ростопчин генерала завлек, помните? Вот что о том сумраке, лиловом, государь император Павел Ι генералу Саблукову сказал.

«Федор вас в этот сумрак когда завлечет, соглашайтесь на все. Пусть он думает, что это вас он в лиловый сумрак завлек. Но пока ни во что не вмешивайтесь. Пусть они, два дурака, лбами бараньими сшибутся!»