Николай Rostov - Фельдегеря генералиссимуса

Первый бараний лоб — ясно. Ростопчина. А второй — чей? Пока не знаю. Так что давайте вернемся во дворец княжеский — в парусную комнату. И сверим, как говорится, часы.

На наших часах — ровно одиннадцать вечера. Впереди ночь перед дуэлью Бутурлина с полковником Синяковым. Впереди страшная ночь — и еще более страшный день. Но письмо свое Катишь еще не написала Марии, мумию Порфирия Петровича в Петербург еще не повезли. До этих событий остается пять дней.

Не сомневайтесь, напишет — и мумию в Петербург повезут. Переиграть невозможно. Шнеллера у времени и у жизни нет!

Нет в нем необходимости. Без осечек и промахов судьба в нас стреляет.

Лунный свет заполонил комнату.

Бутурлин дремал.

Его тело мостом лежало на двух креслах.

От дивана он наотрез отказался. Диван на палубе? Смешно! За борт свалится.

Тенью кто-то влетел в комнату, — будто птица какая ночная, черная, — или привидение!?

Князь Андрей рассказал, что привидения во дворце есть, но привидения светлые, добрые. И именно в этой комнате они часто являются.

Когда Бутурлин попросил уточнить, что значит — светлые и добрые, — князь засмущался и сказал: «Не сейчас. Я потом расскажу».

Нет, это привидение было не светлым и не добрым.

Бутурлин ловко перехватил руку с занесенным над его сердцем кинжалом.

Привидение выронило кинжал на пол — и рука «привидения» ртутью вытекла из руки Бутурлина — и тенью вылетело из комнаты.

Бутурлин бросился за ним в коридор.

Привидения и след простыл, вернее — в конце коридора, на фоне ночного лунного окна, плащ его черный взмыл вверх.

Бутурлин было рванулся туда, но остановился. Подошел к двери в комнату Жаннет. Постучал. Никто не ответил. Он постучал еше раз — и еще. Тогда он открыл дверь и вошел в комнату.

— Жаннет! — тревожно крикнул он в темноту. — Жаннет!

— Что, Бутурлин, ты тут делаешь? — раздался недовольный голос Жаннет из темноты.

— Ты жива, Жаннет?

— Ничего умней не мог спросить? — раздраженно ответила Жаннет. — Иди вон, Бутурлин. Не мешай спать.

— Можно, Жаннет, я эту ночь в твоей комнате проведу?

— И в моей постели! — добавила Жаннет. — Проваливай.

— Нет, — ответил Бутурлин. — Я у двери твоей постою.

— Зачем?

— Ты спи-спи. Я возле двери.

— Зачем?

— Понимаешь, сейчас кто-то в мою комнату с кинжалом зашел!

— И ты испугался за меня?

— Да.

— Придумал бы что-нибудь правдоподобней, Бутурлин, — рассмеялась Жаннет, — чтобы в мою постель нырнуть! У тебя завтра дуэль. Иди спать.

— Я эту ночь — и все оставшиеся ночи проведу здесь! — твердо заявил Бутурлин.

— Обиделся, дурачок! — ласково сказала Жаннет. — Знаю, что генералам слово дал, что не будешь за мной волочиться. Так я с тебя это слово снимаю! Иди ко мне. — Она зажгла свечу. — Смотри. — И протянула вчетверо сложенный квадратик бумаги. Бутурлин взял его, развернул. Поднес к зажженной свече. Прочитал.

— Боже, Жаннет! — вскричал Бутурлин и засмеялся: — Как ты у них такую расписку взяла?

— Мне решать: волочиться тебе за мной или нет! Вот и взяла. Съешь теперь их расписку.

— Да-да! — запихнул в рот Бутурлин листок. — Это опасно. Вдруг кто прочтет.

Боле сладостной еды он за свою жизнь не ел. Более сладостной любовной записки он от женщин не получал, да еще написанной генеральской рукой! Вот умора, как они пыхтели, но писали под диктовку Жаннет эту записку.

Бутурлин, голубчик!

Извини уж нас, стариков, что слово с тебя такое взяли. В Жаннет не влюбляться. Знаем, не в человеческих силах устоять перед ней! Так что слово твое мы тебе возвращаем. Люби ее, люби, люби, люби, люби… Не будь дураком!

Генерал от кавалерии Саблуков.

Генерал-губернатор Ростопчин.

Не серебряными чернилами эта записка была написана! Не растаяли слова: «люби», «люби», «люби»…

Сто раз написать это слово заставила Жаннет генералов. Они его в две руки писали.

Но как мне описать их любовь? Невозможно ведь это!

Можно, конечно, описать мифологически — или порнографически.

Дело в том, что у Бутурлина до пояса было все человеческое, а вот ниже — лошадиное.

Нет, конечно, копыт у него не было. Но все остальное!

А Жаннет — девочка на шаре.

Помните картину Пикассо?

Нет, ребенком она не была. Ей было двадцать лет.

Но стебелек ее тела, виноградинки грудей и то, женское гладкое место, словно яблоко зажатое между ног, — как совместить в одно целое с его лошадиным?

Совместили.

В общем, скажу так: кентавр — и девочка на шаре.

Любовь плотская — мифологическая — без всякой порнографии.

Порнография — это, если кто-нибудь подглядывает.

А за ними, если кто и подглядывал, то только — лунный свет и звезды — да горящая свеча.

Но она до утра не дожила — догорела.

Без пяти минут шесть Бутурлин оделся — и пошел на дуэль.

Дуэльное поле было на плацу, сразу же перед дворцом.

Там его уже ждали управляющий и Христофор Карлович Бенкендорф.

— Вы точны, Бутурлин! — сказал Бенкендорф. — А где же полковник Синяков?

— Сейчас будет, — ответил твердо управляющий.

Прошло десять минут, двадцать.

Полковник на дуэль не явился!