Екатерина Оленева - Хрустальный дом (СИ)

Я чувствовал, как кровь, — наша необычная чудесная кровь — растекается внутри меня, поднимается выше, струится по губам и капает вниз, оставляя следы на полу, простыне, моих руках.

Дернувшись пару раз, Санфил замер, тяжело дыша.

Удовольствие он, как я боль, терпел молча.

Я, наконец, мой позволить себе то, без чего мне было не выжить — припав к его губам, словно сок через соломинку, пил его кровь.

Я глотал, словно путник в пустыне, набредший на оазис с водой.

У крови Ливиана был странный вкус. Солёно-горький, густой, пряный — такой же горячий, как он сам.

В своём исступлении я не сразу понял, что он отталкивает меня, сначала мягко, а потом толчком в грудь.

— Хватит! — прорычал он, сгибаясь.

Он был бледный и слишком красивый. Будто внутри него вспыхнула энергетическая лампочка, именуемая душой, прожигая бренную плоть и стремясь из неё вырваться.

Придерживаясь рукой за стол, Санфил кое-как добрёл до стула и осторожно, боком, сел.

Дышал он тяжело, глубоко и осторожно.

А моя боль к этому времени успела словно задремать, став вполне терпимой.

— Кто ты такой? — вскинул на меня глаза Санфил. — Очередной ублюдок Рэя?

— Кто такой Рэй? — в свой черёд поинтересовался я.

Раны на теле Санфила успели затянуться, но шрамы ещё пятнали смуглую кожу на животе.

Моя же рубашка была вся в его крови.

— Живописно выглядишь, — хмыкнул он.

— Что есть, то есть. Альберт Элленджайт, — протянул я ему руку.

— Ливиан Санфил, — пожал её он.

Под утро всегда тяжелая голова, а тут на душе ещё кошки скребут. Я чувствовал себя грязным и никуда не мог от этого чувства деться.

Рефлексировать о происшедшем не имело смысла. Мне и без того были понятны мотивы собственных поступков: попытки в новом отыскать старое. В известной степени это удалось, только «удавшееся» делало действительность ещё тягостнее.

Лучше не стало, когда, войдя в комнату, я лицом к лицу столкнулся с заплаканной Катрин.

— Где ты был?! — накинулась она на меня.

Голос её дрожал от переполнявших эмоций.

— Сейчас почти четыре утра! Я звонила раз сорок, наверное — ты не ответил ни разу! Да ты хоть понимаешь, что я чуть с ума не сошла?!

Мне хотелось тоже наорать в ответ, но я сдержался.

— Что ты делаешь в моей комнате? — голос мой всё же звучал суше, чем я рассчитывал. — Почему до сих пор не спишь?

— Не сплю, потому что жду тебя! Я боялась, как бы с тобой не случилось что-нибудь страшное. А когда я волнуюсь, я не могу спать. Не дожидаться же мне тебя в вестибюле? Вот и пришла сюда.

Бросив презрительный взгляд Катрин направилась к двери.

Уф! Кажется, сцена отменяется? Только почему-то от осознания этого не делалось лучше.

— Катрин, подожди!

Я сам не знал, для чего окликнул. Что хотел сказать?

— Мне жаль, что заставил тебя волноваться. Следовало позвонить, но я не привык к тому, что обо мне беспокоятся.

— Больше не стану отягощать ненужной опекой. Хотя я ведь уже обещала это, правда? — невесело усмехнулась она. — Впредь постараюсь лучше держать данное слово.

— Катрин, прошу тебя, не злись.

Но она злилась. И очень. Хоть старалась держать себя в руках и не выказывать эмоций, от неё волнами исходили разочарование и гнев.

— Постараюсь. А теперь — дай пройти. Мне вставать через три часа.

Она вышла, аккуратно прикрыв дверь.

Катрин холодна, но у этой холодности есть свои положительные стороны — она не закатывает сцен.

Голова была пустая.

Сняв с себя пиджак, я почувствовал резкий и сладкий запах женских духов. Мысль о том, что Катрин тоже заметила этот аромат была неприятна.

Никогда раньше мне не приходилось стыдиться своих поступков. Может быть потому, что чувство стыда — это вообще не то что было принято испытывать в нашей семье?

После душа я почувствовал себя лучше, будто с грязью физической смыл и грязь духовную.

Сел на диван, закурил, принялся размышлять.

Не знаю, есть ли Бог? Наверное, есть. Иначе откуда бы взялся для меня второй шанс? Небеса практически дали мне всё то, о чём я просил — возможность построить жизнь заново. Всё — с чистого листа.

А что я делаю?

Наступаю на те же грабли.

На следующий день я решил искупить вину и помириться с Катрин.

Для начала куплю ей букет, большой и пышный.

Одна беда — я понятия не имел, какие цветы она любит.

Обратившись за помощью к Ирис, натолкнулся на недоуменный взгляд.

— Лучше подари книгу. Желательно узкоспециализированную. Инструкцию по наложению хирургических швов, например. Или про какой-нибудь особенный способ операции на сердце. Что-то в этом роде Катрин гарантированно придётся по душе.

Поскольку Ирис помочь не захотела я обратился за консультацией прямо к специалисту — девушке-флористке, торгующей в цветочном павильоне.

— Мне нужно что-нибудь изысканное. Цена вопроса не интересует.

Понятие продавщицы об изысканном меня поразило.

В качество «изысканного» мне был представлен огромный, едва руками обхватишь, букетище. В нём чего только не натыкано: розы, герберы, георгины, а ещё непонятная ерунда, похожая на крохотные горошинки на стебельке-паутинке.

Зелёная трава, наводящая на мысль о тропической пальме, возвышалась над цветами на высоту ладони.

Всё это чудо великолепное затянули в прозрачный полиэтилен, но и на этом композиция оказалась не закончена.

По цветам ползали искусственные жуки из блестящих камушков, сверкали крыльями бабочки, на листиках пристроилась парочка улиток и, прости господи, гусениц.

— Что-нибудь ещё?

Букеты экзотических орхидей тоже не приглянулись. Вроде бы и изыскано, как заказывал, но — не то.

— Камелии?

Камелии когда-то любила мама.

В Кристал-холле под них в своё время половина оранжереи отводилась.

— Конечно, — услужливо кивнула продавщица.

— Прекрасно. Создайте композицию в классическом стиле, без обертки и бабочек.

Погода была отвратительная. Северный циклон принёс с собой снег вперемешку с дождём.

Во второй половине ноября на улицы Эллинджа обычно ложился снег и грязь подмораживало. А тут сплошной кисель. Колёса автомобилей взбивали лужи как миксером — до пены.

Часы показывали четверть третьего, а вокруг уже сгустились сумерки.

Пристроившись в длинный ряд автомобилей, я пристально вглядывался в поток студентов, хлынувший через двойные двери центрального входа. Взгляд практически сразу выхватил в толпе хрупкую, чуть сутулящуюся под тяжестью рюкзачка, фигурку в серой куртке.

— Катрин!

Она обернулась, но не сразу меня узнала.

— Альберт? — тонкие брови тревожно сошлись над переносицей. — Что-то случилось?

— Вот, решил тебя встретить. Может захочешь со мной покататься по городу?