Константин Кураленя - Шаман-гора

Я вскочил на ноги и прямо от бедра, по-эсэсовски, стал ожесточённо палить вслед отступающему врагу. Меня поддержали оставшиеся в живых бойцы. Всего шесть человек.

Отчаянно матерясь и размазывая по лицам пот и слёзы, мы мстили за свой недавний страх, за своих погибших товарищей, за то, что перед дембелем это не последний боевой выход. И просто потому, что это были последние патроны и требовалось выпустить пар.

Рядом со мной раздался взрыв и, ослеплённый внезапной вспышкой перед тем как впасть в забытьё, я успел подумать: «Что же ты, сволочь, делаешь? По своим, гад, бьешь»…

Пришёл я в себя от ласковых прикосновений к своему лицу прохладных рук.

— Где я? В медсанбате? А может быть, на том свете? А кто рядом со мной? Медсестра? — я попытался собрать воедино разбегающиеся мысли. Затем, с трудом разомкнув глаза, увидел склоненное ко мне встревоженное лицо ангела. Так вот они какие, эти загадочные небожители. Действительно, за один поцелуй такого создания жизни не жалко. Так, значит, я в раю? А иначе бы меня встречало не это чудо Божьих рук, а черти со страшными рожами.

— Пить! — сами по себе прошептали пересохшие губы.

— Слава Богу, очнулся, — прошептал ангел голосом Луизы, и по прекрасному лицу потекли слёзы.

— Где я? А вертушки что, уже улетели? — не мог я задать более глупого вопроса, так как уже начал реально воспринимать окружающую действительность.

— А что такое «Аллах Акбар»? — проигнорировала мой вопрос Луиза, сочтя его остатками бреда.

Я недоумённо посмотрел на Луизу.

— А тебе-то это зачем?

— Ты в бреду несколько раз говорил.

— А это, девочка моя, распространенное кавказское выражение, — ответил я, всё прочнее осваиваясь в новом мире. — И говорит оно о том, что их бог — самый лучший бог в мире.

— Так вот почему ты так ужасно и непонятно матерился и всё просил огня. Ты был на той войне? Мне было так боязно, — глаза Луизы излучали вселенскую боль.

— Да, милая, мне снилась та война, — ответил я.

А сам вдруг подумал, что редкое поколение русских парней, начиная со времён завоевания Кавказа, не побывало на этой войне. Вот уж воистину, кавказские войны — это столетние войны.

— Что со мной случилось? — задал я тревоживший меня вопрос.

— Жар у тебя. Видно, простудился, когда людей из воды вызволял.

— Вот чёрт, только этого не хватало, — поморщился я.

— Болит? — встрепенулась девушка.

— Да нет. А каких людей и из какой воды я вызволял? — внезапно дошло до меня.

— Ну, как же? Ураган был великий. Не все успели у берега укрыться. Два плота и разломились. А людей, скотину, имущество — всё по волнам разбросало. Вот вы несколько часов кряду в холодной воде, на ветру, розыски-то и вели. А на дворе темень, хоть глаз коли. Жуть.

Хоть убейте меня, но этого эпизода из своего «героического прошлого» я не помнил. В это время я со своим взводом отбивал атаки душманов. Ещё одна загадка. Я тяжело вздохнул.

— Ты меня, наверное, обманываешь. Тебе больно, — тут же отреагировала Луиза.

— Да нет, просто не ко времени, — ободряюще улыбнулся я.

— Всякая беда не ко времени, — горестно, по-бабьи, вздохнув, рассудительно вымолвила девушка.

Я улыбнулся её серьёзности.

— Но если сестрой милосердия будет такой ангелочек, то я готов болеть хоть до зимы.

— Не говори так, — кокетливо потупилась девушка.

Было видно, что она рада моим словам. Она нежно провела рукой по моей щеке. Я поймал её руку и прижал ладонью к губам.

Луиза не противилась. Она лишь бросила по сторонам настороженный взгляд. Никто не видит? А затем вновь расслабилась.

— А меня отец прислал, — сообщила она. — Когда ты две ночи назад стал кричать во сне и говорить всякие непонятные слова, наши бабы и говорят: «Это лихоманка его скрутила».

А папаня сказал: «Давайте, девки, уважьте солдатика. Спас он вас от судьбинушки лютой. Теперь ваша пора приспела. Вот мы с Катериной по очереди около тебя и сидим, — закончила Луиза и почему-то покраснела.

«Что-то здесь не то», — подумал я, но вслух спросил.

— Так я что, уже трое суток пролежал? — мой голос прозвучал чуть громче, чем следовало.

— Тс-с, — прижала пальчик к моим губам Луиза. — Трое, трое. Лежи тихо, заполошный. Всех перебудишь. Я с тобой до самого утра буду, а после меня Катерина придёт.

— А сейчас, получается, ночь?

— Полночь уже, — утвердительно кивнула девушка.

— О, так у нас с тобой целый вагон времени. И что мы будем делать?

Мой взгляд был красноречивее всяких слов. Луиза беспомощно отвела глаза в сторону. Её щёки стали пунцовыми.

— Больной будет спать. А я буду рядом, — ответила она еле слышно.

— В смысле спать рядом со мной? — спросил я невинно.

— Господин поручик, не смущайте бедную девушку. Ради тебя я готова на всё. Но ты ведь знаешь, что вокруг нас люди, — вдруг решительно ответила она и посмотрела мне прямо в глаза.

Отметая всякие попытки сопротивления, я рывком притянул её к себе.

— Как же я по тебе истосковался, — прошептал я, задыхаясь.

— Каждый день видеть тебя и не иметь возможности даже прикоснуться. Боже, какая это мука!

Я приник к её губам. Луиза сначала робко, а затем всё жарче и жарче отвечала на мои поцелуи.

— Нет, нет, — неожиданно её ладони упёрлись в мою грудь.

— Я, наверное, заразный, — обидчиво протянул я. Но затем понял, что девушка права, а я просто застоявшийся кобель.

— Дурачок ты, хоть и ваше благородие, — с тоской произнесла девушка.

Я приподнялся и сел. Спина опёрлась о податливую стенку брезентовой палатки.

— Где мы? — спросил я.

— Мужики тебе отдельную палатку на плоту поставили, чтобы никто не беспокоил, пока ты хворый. Поначалу тебя хотели солдатики, которым ты командир, к себе забрать. Но мы всем миром отстояли, — обстоятельно поведала мне Луиза.

— А вообще, где мы? — спросил я снова.

Девушка поняла и ответила: — Ой, Мишенька, оказывается здесь столько много гольдских сёл, просто диву даёшься. Но народу там мало проживает. Детей вроде бы много, но до взрослой поры доживают единицы. А сейчас мы стоим рядом с их селом Челачи.

Это название мне ничего не говорило. Но, судя по времени, что мы отошли от Хабаровки, и по тому, сколько я провалялся, мы должны быть примерно посредине между Хабаровском и Комсомольском. То есть где-то в районе озера Болонь.

— Ладно, — махнул я рукой, — завтра разберёмся. А что поселенцы?

— Вот глупая, — шлёпнула себя ладонью по лбу Луиза. — Главного-то и не сказала. Вятских и воронежских уже всех по берегам расселили. Остались только мы да пермские.

— Ну вот, — огорчился я, — столько вместе пройдено, а самого главного и не увидел.

— Не переживай, родненький, — успокоила меня девушка.

— Которые тебе знакомыми были, кланяться велели. А так всё по-старому. Степан все пороги обтоптал да Алонка всё тебя караулит. День и ночь от палатки не отходит.