Константин Кураленя - Шаман-гора

— Постарайся, голубчик, нагнать нас до расселения пермских крестьян, — сказал он на прощание, и мы ушли вперёд каравана.

Гораздо трагичнее вышло прощание с нашими зазнобами.

Катерина, так та вообще заявила Степану: — Щё, кобелина, нанайску девку пошёл себе искать?

Луиза, конечно, мне такого не говорила, но смотрела так, что я бы лучше атаку афганских моджахедов выдержал, чем её взгляд.

А когда нам удалось остаться наедине, решительно объявила, что пойдёт вместе с нами.

— Ну, уж нет, девочка моя, — воспротивился я. — Это дело не женское, да и ты сама что уже забыла, как по тайге еле ноги передвигала?

— А мне с тобой ничего не страшно. Мне без тебя страшно, — заявила она, дерзко глядя в глаза.

Спасибо родителям, наставили дитя неразумное на путь истинный. Но трещинка первой размолвки меж нами пробежала.

Ну, ничего. Без расставаний не бывает встреч, и нет ничего приятнее встречи после разлуки. Я ей так и сказал. Поняла.

Прошло трое суток. Мы уже на берегу Сия. Завтра выйдем в озеро. Интересно посмотреть на стойбище Ачан при каменном веке. А может, там остатки крепости Хабарова? Вот было бы здорово! Варим уху из карасей и отбиваемся от комаров. Караси здесь такие большие, как нигде. Правда, чувствуется лёгкий запах озёрной тины, но всё равно — сказка. Едва мы разлили похлёбку по мискам, как послышался негромкий плеск вёсел, и на огонёк причалили две нанайские оморочки. Два нанайца — молодой и пожилой, радостно улыбаясь, поприветствовали нас.

До чего же безобидный и гостеприимный народ! Конечно, если не давать водки. В противном случае, только держись. Сразу вскипает чжурчженьская горячая кровь.

Нанайцы сказали, что они местные рыбаки, проверяли снасти. Мы пригласили их к столу. Они не отказались. Оказывается, русских они знали, и мало того, у них в стойбище жил русский купец.

— Пуснина принимай, манафактура давай, — сообщил молодой рыбак.

«Ишь ты, — подивился я, — даже слово «мануфактура» выговорил. А чего тут, в принципе, удивляться: деньги-то считать умеет даже не знающий счёта. Бизнес, мать его за ногу».

— Так вы из Ачана? — поинтересовался я.

— Мы нанаи. А предки наши звались ачаны, — солидно кивнул головой пожилой.

— Да нет же, стойбище Ачан, — поправил я его.

— Нет здесь такого стойбища. Давно живу. Не слышал, — заявил пожилой.

— Нету, нету, — согласно закивал головой молодой.

Я был в недоумении.

— А как ваше стойбище называется? — тупо спросил я.

— Сехардна, — ответил пожилой.

— Да, да, Сехардна. Совсем рядом, на берегу озера, — подтвердил молодой.

— А где Ачан, — продолжал тупить я.

— Нет Ачан, однако, — озадаченно ответил пожилой. — Есть Оджаль. Есть Джуен. Ачан нет, — виновато развёл он руками.

Заметив на себе пристальный взгляд Степана, я замолчал и уткнулся носом в миску. Интересно, что казак обо мне подумает? Скажет, что у парня от переутомления крыша поехала? «Ёлыпалы, — дошло вдруг до меня, — наверняка эту самую Сехардну после революции в Ачан переименовали. А я на бедных нанайцев наезжаю. Ну, тогда моя теория насчёт Ачанской крепости неверна. Где-то в другом месте казачки Хабарова маньчжурам кровушку пускали».

— Каков выдался год? — солидно поинтересовался Алонка у пожилого. — Все ли дожили до весны?

— Удачный был год. Рыбы много пришло. Зверь был. Пушнины в достатке добыли. Шаман камлал хорошо. Подарки богатые давали. Духи добрыми были. Вот только уже по весне Тэму Сэвэнсэл двоих ребятишек к себе забрал. Видно, не хватает ему там рыбаков для подводной рыбалки. А так всё хорошо.

— А кто такой этот Тэму Сэвэнсэл? — с трудом выговорил я непонятные слова.

— Это наши духи воды, — ответил старший.

— Не понял, — вслух изумился я. — А кто тогда Подя?

— О, Подя — это наш бог. Бог огня, — ответил серьёзно нанаец.

«Вот тебе на», — чертыхнулся я про себя. Я-то всю жизнь считал, что Подя — это бог воды. Чем больше живёшь, тем больше узнаёшь. Диалектика жизни.

— А слышал я, будто у вас прямо посредине озера стоит островок небольшой. Бывший вулкан, — вспомнил я местную достопримечательность — давно потухший вулкан Туф. Ещё будучи молодыми парнями, мы частенько приезжали туда отдохнуть и порыбачить. Когда мне показали плавающие камни, которых в изобилии было на этом острове, я был крайне удивлён. С виду камень как камень, а в воду бросаешь, он плывёт и не думает тонуть. Уже потом я выяснил, что эти камни — сгоревшая при выбросе лавы порода.

— Есть остров, однако, — подтвердили нанайцы. — Ядасен, однако, называется.

«Тьфу ты чёрт! Опять впросак попал, — подумал я, поймав задумчивый взгляд Степана. — Мы-то его Туфом называли. Всё, буду молчать и со своими скудными познаниями вперёд не вылезать. Спроси ещё у них: а как обстоят дела в Ванькиной Деревне? или: как там на станции Болонь Федя Костякин и Серёга Васько поживают?»

Я дохлебал свою уху и, ополаскивая котелок в тёплой проточной воде, прислушался к рассказу пожилого нанайца.

«Давно это было. Однако в те времена три солнца над землёй светили. Да так жарко светили, что под лучами палящего солнца камень становился мягким, словно речная глина. Не ведали тогда нани, когда им спать ложиться, когда на рыбалку и охоту выходить. Шибко плохо жили люди. Кета не доходила до нерестилищ. Вода в реках и озере была горячее кипятка. В те времена жила в одном нанайском стойбище молодая девушка Мамилчжи. Шибко красивая была. Молодые охотники целыми днями осаждали жилище отца этой девушки. Просили, чтобы отдал он красавицу им в жёны. Но гордая красавица отказывала всем приходящим женихам.

— Я войду в жилище того охотника, который избавит людей и всё живое на земле от нестерпимой жары. Только такой богатырь может стать моим мужем, — говорила она.

Долго никто не мог решиться попытаться избавить людей от неминуемой смерти. Но вот однажды появился в тех краях смелый охотник по имени Кадо. С первого взгляда влюбился он в прекрасную Мамилчжи.

— Я спасу людей от лютой смерти и завоюю твою любовь, — заявил он девушке. — Но не обманешь ли ты меня, красавица? Сдержишь ли данное слово?

— Я хозяйка своему слову, — гордо ответила Мамилчжи. — Но если ты сомневаешься, то я найду способ подтвердить надёжность своего слова.

Поверил молодой богатырь красавице и отправился выполнять обещание. Выкопал Кадо на берегу озера Болонь яму и спрятался в ней.

Наступил рассвет. И вот на востоке появилось первое солнце.

Кадо натянул свой богатырский лук и убил первое солнце. Упало солнце где-то за горами Сихотэ-Алинь прямо в бушующее море.

Следом за первым солнцем на небосвод вышло второе. Натянул свой лук Кадо-богатырь и, обрадованный первым успехом… промахнулся. Не успел он выстрелить во второй раз. Не стало солнце дожидаться своей смерти, а с быстротою сокола взлетело на небосвод.