Дмитрий Баринов - Ардагаст и Братство Тьмы

Словно подхваченные волнами человеческих голосов, всё выше взлетали Абарис на Минлее и златоклювый ворон. Потом вдруг понеслись вниз. А вместе с ними летели на крылатых конях два всадника, появившиеся из-за гор. Они опустились прямо перед царём. Оба были с мечами и акинаками, в иссечённых доспехах. Один — седой, но крепкий старик с мудрым, непреклонным взглядом. Второй — молодой воин, удивительно похожий на Ардагаста. Такие же золотые волосы, простое весёлое лицо, неунывающий взгляд голубых глаз. Только усы не закручены на кушанский лад. И не было у этого воина ни ферганского коня под тигровым чепраком, ни меча индийской стали в золотых ножнах. Зореслав, как и его отец Властимир, великий старейшина полян, никогда не ездил дальше Ольвии.

Ардагаст и Ардагунда приветственно подняли руки:

— Здравствуй, отец! Здравствуй, дед!

— Здравствуйте, детки!

Зореслав подъехал ближе и трижды обнялся сначала с сыном, затем с дочерью. Это не были объятия ни призрака, ни мертвеца: духи могут на время становиться телесными. Властимир, поглаживая седую бороду, проговорил:

— По-царски здороваетесь, по-сарматски. А надо бы с коней слезть да батюшке с дедом поклониться. Ну да вы теперь царь с царицей, а я только великий старейшина.

— А я как был воин молодой, непутёвый, так и остался. — На лице Зореслава была улыбка, но в глазах блестели слёзы. — Простите, дети, что бросил вас в жизнь, словно щенят в реку. А мама ваша меня уже простила. Недавно видел её после битвы с шулмусами.

— Что с ней? — разом воскликнули брат с сестрой.

— Жива и здорова. И муж её, и братья ваши. А вот сестричка... У неё теперь шрам через всё лицо, хуже, чем у матери. Думает: теперь замуж возьмут только за то, что княжна. А она гордая, не хочет так.

— Главное, что вы, внуки мои, не разбойниками и не бродягами всесветными выросли. За то спасибо тебе, Вышата, и всему Братству Солнца. — Властимир с благодарностью взглянул на волхва.

— А что же стрела Абариса, отец? — спросил Ардагаст.

— Она теперь у самого Даждьбога. Он решит, достоин ли ты ею владеть. Но прежде скажут своё слово великие мудрецы и воины Белого острова.

— Вы, верно, считаете нас плохими воинами. Мы спешили, хотели спасти от этих разбойников ваш остров и золотую стрелу, а вы управились и без нас, — виновато сказала Ардагунда.

— Ну уж нет, — возразил Зореслав. — Это я еле успел с передовым отрядом. Нам бы туго пришлось, не задержи вы на Священном острове шайку Хан-Хаденготы и самого Паридэ-Хабта с тремя сильными колдунами.

— Да ещё целое полчище нечисти, да саму Ягу с рогатым зверобогом, — подхватил Властимир. — Спасибо вам, внуки, и всему вашему праведному войску!

— Слышите, воины? — обернулся к рати Ардагаст. — Мы не зря бились на краю света, не зря спешили за край его. Мы только смертные, но и бессмертным трудно без нас!

Росы, манжары, северяне, подняв оружие, радостно зашумели. Счастливо улыбался молодой ненецкий вождь Яр: к этому подвигу и он был причастен.

Между двумя белыми вершинами вдруг появилась расщелина и быстро пошла вниз, до самого подножия. Не раздалось ни звука, ни один камень не упал. Однако внизу через расщелину могли проехать трое всадников в ряд. За расщелиной зеленела лесистая долина.

— Это — Долина Ожидания. Она могла стать могилой для Андака и его шайки. Входите, — указал рукой Зореслав.

В почтительном молчании войско Ардагаста проследовало через узкий проход. Впереди, следом за двумя небесными всадниками, шёл пешком Абарис. Минлей уже улетел за горы. В долине было тепло, как на Днепре ранней осенью. Журчали ручьи. Рядом с елями, соснами и кедрами росли дубы и берёзы, всё ещё не сбросившие багряных одежд. Северяне только качали головами: золотых деревьев они и в тайге не видели, а уж чтобы берёза была деревом, а не корявым деревцом, как в тундре... Лес делила надвое прогалина, в конце которой блестели в лучах солнца золотые ворота. Недалеко от них Абарис сделал всем знак остановиться.

Сами собой медленно открылись створки, покрытые изображениями львов и грифонов. Воины благоговейно замерли, поражённые открывавшейся величественной картиной. К горизонту убегала дорога, вымощенная золотыми плитами. По сторонам её зеленели леса и сады, желтели поля. Постепенно поднимаясь, она упиралась в холм, увенчанный ослепительно сияющим белым зданием с куполом. «Железный чум!» — шептали северяне. «Дом Солнца», — сказал Зорни-шаман. Далеко за холмом вздымались горы, такие же белые и островерхие, как на берегу острова. А на их вершинах, будто на троне, восседало утреннее солнце. И всё это, словно купол храма, покрывал чистый голубой небосвод.

Из ворот вышли два старца в длинных белых одеждах. У одного, прекрасно сложенного, на седых кудрях лежал небольшой красный тюрбан. Курчавая борода обрамляла мудрое и спокойное лицо. Второй был лысоватый, с большими натруженными руками и добродушным лицом пожилого еврея. Первый произнёс по-гречески:

— Пусть войдут Ардагаст, царь росов, и великий волхв Вышата. И конечно, Аристей с Абарисом. Остальные пусть ждут их возвращения здесь, в долине. Так велит Аполлон.

Абарис перевёл по-сарматски. Никто не посмел возразить. Лучший воин и лучший волхв из всех них, смертных, дошедших до Белого острова. Только эти двое могли, оставаясь смертными, пройти Путь Солнца до самого конца. Остальным наградой служило то, что они смогли, быть может, раз в земной жизни увидеть блаженную страну, обитель тех, кто всю жизнь боролся за добро и правду.

Все спешились и с достоинством поклонились сияющей стране и её посланцам. Никто не опускался на колени, не ползал на брюхе, сразу поняв: здесь уважают, но не унижают. Вдруг к старцу в тюрбане подошёл Хилиарх и сказал:

— Приветствую тебя, мудрейший Пифагор! Скажи мне, Хилиарху из Кизика, скромному ученику многих философов: верно ли, что ты — сам Аполлон Гиперборейский?

— Я не мудрейший, — усмехнулся старец. — И даже не мудрый. Я только любитель мудрости, то есть философ. А от Аполлона у меня сейчас разве что золотое бедро. Надеюсь, ты не заставишь меня задирать хитон, чтобы убедиться в этом? Некогда в меня вошла через стрелу Абариса часть силы и воли Аполлона. И это сделало мою жизнь столь трудной... Со злым богом смертному сравняться легко, но с добрым! Ведь что прощается человеку, особенно великому, не прощается богу. Нет, не советую никому становиться воплощением бога, даже частичным!

— Так тебе и надо: не воруй мою стрелу! — насмешливо сощурил узкие глаза Абарис.

— Ты же сам этого хотел, хитрый шаман! — в тон ему ответил Пифагор.

— Ну а меня, Симона бар-Зеведея по прозвищу Пётр, ты помнишь? — взглянул на Хилиарха иудей. — У нас в общине ты хорошо рассуждал о Боге и высшем благе, а потом удрал с изрядной суммой денег.