Борис Батыршин - Крымская война. Соратники (СИ)

- Помню, помню, товарищ инженер. - Кременецкий добродушно улыбнулся - ему нравилось поддразнивать Валентина. - Так значит, вы ничего нового нам не расскажете?

- Почему же? Вчера я закончил анализ записей, сделанных в момент Переноса, и обнаружил кое-что весьма интересное.

Ай да Валька, подумал я, и ведь молчал, подлец! Нет чтобы поделиться с друзьями...

- Если в двух словах, то дело обстоит так. Энергетический уровень перебросившей нас «воронки» - вы понимаете, товарищи, о чем я? - оказался заметно выше расчетного. Опуская подробности: интервал временного переноса был установлен очень жестко, а потому результатом избытка энергии стал захват дополнительной массы. Иначе говоря, кроме двух кораблей экспедиции, «воронка Переноса» зацепила «Адамант» и катер, на котором находился товарищ Велесов. Между прочим, Сергей Борисович, вам повезло, что вас не располовинило.

- А могло бы? - поинтересовался я, живо представив, как на «Заветный» поднимают мой баул, а затем долго думают, что делать с половиной трупа.

- Еще как могло! Воронка «отщипнула» от вашего катера ровно столько, сколько ей не хватало для покрытия «дефекта массы». А раз катер разорвало, так почему бы не откусить вашу, скажем, ногу?

Улыбка, которую я изобразил, со стороны, наверное, больше походила на оскал. Поди вот, пойми, шутит Валентин или нет? С одной стороны, крайне сомнительно, что загадочный вихрь так скрупулезно вымерял массу. А с другой - катер и правда разломило пополам...

Погоди, Валя, - вмешался Дрон. - Ты хочешь сказать, что «Можайск» и «Помор» тоже отправились в прошлое? И где они в таком случае? Никита неделю по всем частотам шарил - пусто!

Начальник БЧ-4 закивал.

- В этом и есть самый цимес! - обрадовался инженер. - Не знаю, почему, но переброс состоялся как бы в два этапа. Сначала нас кинуло в 1916-й, на сто лет назад, а там произошло явление, которое я называю «клапштосс». Это термин из бильярда, - пояснил он, - удар, при котором биток после соударения остается на месте, а шар катится дальше.

- Ты хочешь сказать, что БДК и противолодочник остались в 1916-м, а вместо них сюда закинуло «Алмаз» с «Заветным»?

- Да, а так же турецкий пароход и подводную лодку. Уверен, если подсчитать общую массу этих судов и тех, наших, то окажется, что они примерно равны.

- А почему мы не остались с ними? - спросил Кременецкий. - И потом, я не понимаю, товарищ инженер. Отряд Зарина изначально возле Зонгулдака, мы - у Балаклавы. А в результате...

- Это в данном случае не так важно. - торопливо отозвался Рогачев. - А мы, я полагаю, стали своего рода фактором... нестабильности, что ли? «Воронка» пыталась от нас избавиться, но ошиблась, и вот, напортачила!

Кременецкий нахмурился.

- Вы говорите об этой воронке так, будто она - разумное существо.

- В каком-то смысле так оно и есть. То есть, не разумное в нашем понимании этого слова, скорее, она обладает чем-то вроде инстинктов. Ни чем иным я не могу объяснить некоторые моменты.

- Дожили! - буркнул Фомченко. - Воронка у него с инстинктами! Не пробовали с ней по методу академика Павлова?

Валентин демонстративно развел руками - «мол, извините, что знал - изложил», - и сел.

Дрон удивленно качал головой, Фомич бычился, Кременецкий внимательно посмотрел на меня и неожиданно спросил:

- Вы чем-то недовольны, Сергей Борисович?

«Неужели у меня все на лице написано? Ну да ладно, чего скрывать, все свои...»

- Да, товарищ капитан второго ранга. Я крайне недоволен том, что эта беседа проходит в отсутствие офицеров с «Алмаза». Когда вы, наконец, поймете, что мы - все мы, попаданцы, простите за подобный термин, - в одной лодке и нет смысла скрывать что-то от наших попутчиков! В конце концов, это нецелесообразно! Мы уже сражались плечом к плечу с этими людьми, и, видимо, еще будем сражаться. И главное, что для этого нужно - доверие. А какое может быть доверие, когда мы скрывает от них такие важные сведения?

- «Плечом к плечу...» - усмехнулся генерал. - Много пафоса, господин писатель. Постарайтесь выражаться конкретнее. Если можете, конечно,

Я совсем собрался ответить колкостью, но сдержался. Генерал прав, на военном совете следует изъясняться менее цветисто.

- Понимаю ваше беспокойство, товарищ Велесов. - сказал Кременецкий. - Но я пока счел целесообразным обсудить это в своем кругу, и надеюсь, что сказанное пока останется между нами.

Я пожал плечами. Кто бы сомневался?

- Раз возражений нет, продолжим. Товарищ инженер, у вас все?

Валентин кивнул.

- Тогда вопрос к начальнику БЧ-4. Товарищ Бабенко, что по крайнему сеансу с Белых? Доложите, только вкратце, нас всех к двадцати-тридцати ждут на «Алмазе».

III

Миноносец «Заветный»

29 сентября 1854 г.

мичман Красницкий

- А донырнет? - Красницкий недоверчиво покосился на грека. Тот прибыл из Балаклавы на пароходике, назначенном в тральную партию.

- Донырнет, куды денется! - уверенно ответил боцман-севастополец. - Балаклавские греки первеющие в здешних краях ныряльщики, а Коста из них лучший. Говорят, ныряет на двадцать саженей и четверть часа под водой может пробыть!

Мичман критически обозрел ныряльщика. Малый лет двадцати пяти, щуплый, жилистый, весь будто скручен из канатов. Загорелый дочерна, смоляные волосы, антрацитово-черные глаза на улыбчивой физиономии.

- На двадцать не надо. Мы ставили мины на заглубление в три сажени, чтобы пароходы и прочая мелочь заведомо прошли над ними. Как вон, «Карадок».

И он показал на сидящий на камнях английский корабль.

- Три сажени - совсем мало. - медленно произнес грек. - Три сажени - даже моро [6] (греч.) ребенок справится, камня не надо. Так достану, кирие [7] (греч.) . господин

И кивнул на круглые, обкатанные морем булыжники, выложенные на палубе.

- Они их между коленями зажимают, - пояснил севастополец. - А как всплывать надо - отпускают. А нож в зубах держат. Вынырнет такой из воды - рожа надутая, глаза кровяные, нож в зубах - чисто морской чорт!

- А зачем они вообще ныряют? - поинтересовался Красницкий. - Тут, вроде, ни устриц, ни губок, ни раковин-жемчужниц. Неужели на потеху публике?

Мичману приходилось бывать на Красном море - гардемарином, на учебном судне Морского корпуса. Он помнил арабов, вытаскивающих серебряные десятипенсовики и бронзовые монетки в десять сантимов, которые европейские путешественники бросали в воду с пароходов.

Коста рассмеялся - его позабавила непонятливость русского офицера.

- Так сети же! - объяснил боцман, исподтишка показывая греку немаленьких размеров кулак. - А на дне чего только не валяется! И скалы, и мачты шаланд, которые потонули, корабли тож. Ежели сеть зацепится - бросать ее, што ль? Сети, вашбродие, денех стоют, и немалых, эдак рыбак никаких средствов не напасется! Привязывают, значить, бочонок, али доски кусок, заместо буйка и зовут ентого самого Косту. Он ныряет, сеть освобождает. Ежели надо - разрежет немного, потом починят, дело-то нехитрое...