Александр Позин - Крестьянский сын, дворянская дочь

На остром язычке Наталки накопилось немало острых слов для милого друга, но лишь девица разомкнула сои уста, как все злые слова застряли в ее горле. Это Николай накрыл уста любимой своими губами. Поцелуй вышел столь долгим и страстным, что оба едва не задохнулись. Когда, отдышавшись после поцелуя, Наталка все же решилась уколоть любимого острым словом, перед ее глазами нарисовался букет очаровательных фиалок, васильковый цвет которых так шел к Наташиным малахитовым глазам. Ну как после такого сердиться?

Все-таки возможность поддеть любимого девушка не упустила:

— Долго же ты, милой, собирался! Скоро рассвет встречать будем.

— Я-то давно здесь, да вот лестницей моей какой-то смешной толстячек воспользовался, К твоей религиозной мамаше в окно полез, наверное, псалмы читать. — не без ехидства прокомментировал он.

Наталке стало досадно, что Николка столь вольно судит о ее матери, в ней заговрил зов родной крови, поэтому она спросила довольно грубо:

— А ты почем знаешь?

— Я, пока ты с этим хлюстом на автомобиле каталась, вместе с Тихонычем все здесь изучил, — спокойно отвечал юноша, — Чтобы ненароком не в то окно залезть.

Несмотря на очевидную комичность ситуации, Наташа не улыбнулась: ее задел легкий укор Николая:

— Какой такой хлюст? — возмущенно переспросила она.

— А такой, что дед — сто лет! — бодро и весело рапортовал юноша. — Из которого песок сыпется и дурацкий веник на подбородке, а держится молодцом-бодрячком.

— Который с веником — князь Кронберг, а толстяк, что в окно … к маме полез — барон фон Штоц. — серьезно и несколько печально сказала Наталка.

— Это те, из Братства? — вытаращил глаза парень.

Она только кивнула.

— Бедная ты моя? — Николка нежно обнял девушку и уже сочувственным тоном продолжал. — Столько на тебя навалилось! Да они же обложили вас со всех сторон! А папаша куда смотрит?

— Папа давно смотрит в дно стакана и бутылки. — горько сказала Наталка.

Ей было и обидно и неудобно за мать. Юность вообще эгоистична и готова такое чувство как любовь взять в свое монопольное владение. Наталье было стыдно, она порицала поведение матери, явно не понимая, что после многих лет унижения, забитости, бедности она, как никто другая, имеет право на малую толику простого женского счастья.

— Значит, он им до зарезу нужен, Меч Тамерлана. — рассудительно заключил Николай.

— Ах, да! Чуть не забыла. — Наталка с расширенными от возбуждения глазами принялась рассказывать дружку о Гласе в рабочем кабинете Деда.

Николка смотрел в глаза девушки и одновременно и любовался ими и что-то соображал:

— Пошли!

— Куда!

— В кабинет.

— Зачем?

— Ты не поняла? Там — тайник! В тайнике — Меч!

Наташа осторожно выглянула в коридор, убедилась, что в доме все спокойно, и они оба быстренько перебежали в кабинет Деда.

В кабинете было темно и тихо. Девушка щелкнула выключателем, и свет электрической лампочки отразился в блеске стали и позолоты висевшего на стене оружия. Как и месяц назад, в кабинете Бати, юноша в восхищенье остановился перед коллекцией оружия в кабинете Деда. Наташе льстила такая реакция Николки, но она изрядно нервничала и напомнила ему, что они пришли сюда не этим.

— Я и смотрю, что среди остальных экземпляров Меча Тамерлана нет!

— Я это и без тебя знала. — насмешливо заявила девушка.

Николай прошелся по комнате, заглянул зачем-то под диван, легонько постучал по столу, потрогал стены, встал посередине комнаты, задумчиво теребя подбородок, и вдруг подпрыгнул на месте. Эхо удара гулко разнеслось по спящему дому.

— Тище! — в отчаянии зашипела девушка.

Они прислушались, но в доме было тихо.

— Пошли отсюда! — шепотом сказал парень. — Сейчас мы все равно ничего не найдем, для этого требуется время и более вдумчивый подход.

Не забыв выключить свет, они крадучись, на цыпочках, возвратились в спальню.

Остаток ночи был отдан на откуп Амуру. Неистовству любовной страсти и жару объятий добавило пылу ощущение опасности, осознание, что рядом, в одном доме в своих постелях мирно спят ничего не подозревающие родители девушки. Пылкие любовники успокоилисьлишь, когда первые утренние лучи отбросили тени от высоких домов большого города.

— Завтра? — только спросила девушка, после прощального поцелуя.

— Уже сегодня. — ответил юноша, ловко перекинув ногу через подоконник, — Я буду рядом. Эти типы так и увиваются вокруг вас. На твоего папашу надежды нет — я защищу вас!

Наталка смотрела, как рыжая копна волос опускается все ниже и ниже, пока последний вихор не скрылся за подоконником. Отчего-то возникло стойкое ощущение, что это их последняя ночь, и у девушки защемило сердце! До боли в ногах захотелось броситься к окну и окликнуть милого, не отпускать юношу от себя. Требовалось забыться и уснуть, чтобы преодолеть возникшее невзначай чувство безысходности и тревоги, и девушка неуверенным шагом пошла к постели. Спать!

— Все готово, барон?

— Все как Вы приказали, князь.

— Рассказывайте!

— Исполнители готовы — два здоровых мужика, которые, ради денег, мать родную убить готовы. Дворник подкуплен и не будет нам мешать.

— Батюшка готов?

— Готов, давно готов! Вот только старый слуга предан прежнему господину и с ним могут быть затруднения.

— Я думаю, он не будет нам помехой.

— Да, но возникло еще одно препятствие.

— Запомните, барон, нет препятствий, есть негодно выполненная работа! Каков его характер?

— Юнец! Он вновь объявился.

— Да, это действительно усложняет дело. Уж больно прыток, наш пострел.

— Дозвольте сказать, господин князь.

— Не томите, барон!

— Парнишка по слухам вращается в цирковых кругах, там нравы вольные…

— Вот и займитесь этим. Неужели не сыщется среди них хоть одна фройляйн, не сильно обремененная моральными принципами? И спешите, помните, фрау Катерин может поехать с Вами, если ее дочь поедет со мной.

— Уже бегу! Только один вопрос князь. Завтра?

— Завтра! И это решено. Этот простофиля царь отверг ультиматум кайзера и сам обрек свою страну на позор и неисчислимые бедствия. Завтра кляча-история с шага перейдет в галоп.

Девушка проснулась, когда солнце стояло уже в зените. Она сладко потянулась и мимоходом глянула на ходики, висевшие на стене, и аж подпрыгнула: была четверть двенадцатого. Сегодня же 31 июля! День, когда должны огласить завещание. Как она чуть не забыла! Как она могла проспать? В одной ночной рубашке Наталка выскочила из спальни и остановилась, пораженная ночной тишиной дома. Все спят? Через заднюю дверь она вышла во дворик особняка. На скамеечке по-стариковски сидели, крутили цигарочки и беседовали Тихоныч и Ахметка. Вернее беседовал один Ахмет: он рассказывал Тихонычу последние московские сплетни, до которых дворницкая порода были большие знатоки.