Сергей Калашников - Внизу наш дом

— И что? — изумился Николай Николаевич. — Они и в своих тёплых краях собирали из металла взлётно-посадочные полосы?

— Ну да, — кивнул я. — Уже сейчас собирают.

— Кончайте отвлекаться, мальчики, — топнула ногой Мусенька. — Взлётно-посадочные качества всю жизнь мешают лётным. Кончайте скорбеть — рисуйте гусеницу.

Точно так же, как в Горьком цеха загружены производством истребителей, на Саратовском заводе все заняты постройкой транспортных машин — Ан-226 и По-4 — «Овин» и «Сарай». У них близкая вместимость и грузоподъёмность, но первый быстрый, а второй — медленный. Безфюзеляжный вариант «Сарая» берёт под крыло один из лёгких танков Т-40 или Т-60. Или броневичок — главное, чтобы масса была не больше шести с половиной тонн. Работы по темам Александра Яковлева здесь полностью прекращены.

В Казани делают фронтовые бомбардировщики Су-2, высотные двухмоторные истребители Пе-3, Ли-2 в исполнении бомбардировщика и стратегические опять же бомбардировщики Пе-8. Сюда же передана документация на снова бомбардировщик — ночной НБ, которому уже присвоен индекс По-8. Вот хожу я вокруг этих двух больших машин и занимаюсь сравнениями.

Бомб они везут поровну с одной и той же скоростью на одно и то же расстояние. Но Петляковская машина цельнометаллическая четырёхмоторная имеет вдвое больший размах крыла и в полтора раза длиннее, чем деревянный двухмоторник Поликарпова. Разница только в высотности — Пе-8 может вскарабкаться на девять километров, а По-8 только на шесть с капелькой. То есть восьмидесятивосьмимиллиметровые немецкие зенитки добивают в обоих случаях, хотя радиус поражения по горизонтали, конечно, для По-8 больше.

На случай нападения истребителей Пе-8 защищён значительно лучше — у него пять огневых точек, сектора обстрела которых частично перекрываются. У НБ их всего три. Хотя, истребитель, вооружённый пушкой, завалит и ту машину, и другую, если пилот на нём не полный идиот.

Да, я ищу повода для того, чтобы обосновать снятие с производства красы и гордости нашей авиации дальнего действия. Ещё мне нужно, чтобы к началу сорок пятого года отправились в утиль и те машины, что уже в строю. И нужно это потому, что, насколько я помню, именно в это время Пе-8 догонит усталость металла — стали, из которой сделаны лонжероны. Будут жертвы.

Говорить ли правду относительно технической картины — не знаю. А вдруг лётчики забоятся летать на этих вполне пока годных, хотя и весьма сложных машинах? Вот и маюсь в нерешительности. Тем более что автор этой разработки погиб прошедшей зимой — разбился при авиационной аварии — неудобно как-то хоронить его детище.

Топтание в сборочном цехе незнакомого меня, конечно, не осталось незамеченным — очень уж юный вид я имею для того, чтобы носить столь увесистые погоны. Да, теперь младшим из старших офицеров стал не капитан, а майор — то есть Сталин меня правильно понял и сделал всё вовремя.

Тут и подошел ко мне полковник авиации, без церемоний протянул руку и представился:

— Мясищев.

— Субботин, — ответил я.

— О вас ползут самые невероятные слухи.

— Правильные слухи обо мне ползут, — кивнул я в задумчивости. — Я из будущего, из две тысячи десятого года. Не важно, верите вы или нет, но не забудьте забежать в первый отдел и дать подписку о неразглашении.

— В первый?

— Простите — к особистам. Немного путаюсь в терминологиях разных эпох. А в сорок пятом у некоторых из Пе-8 начнут отваливаться крылья. Усталость металла, из которого сделаны лонжероны. Просто и не знаю, как с этим быть.

— Усталость? Что это за напасть такая?

— Встретитесь с ней, и не раз. И, хоть тресните меня, представления не имею, как выявлять опасные в этом отношении материалы. Кстати, вас ознакомили с работами, что ведёт в Воронеже Архип Михайлович Люлька?

— Нет. А вам уже исполнилось сто лет?

— Пока только девяносто четыре. Простите, забыл ваше имя-отчество.

— А я его и не называл.

— Из будущего забыл. Тело молодое, а память подводит.

— Владимир Михайлович.

— Шурик. Простите мне мою рассеянность, но очень рекомендую наведаться в Воронеж, а потом, когда вернётесь, поделиться мыслями об увиденном с товарищем Сталиным, потому что я сам в реактивной авиации почти ничего не смыслю.

— Я тоже.

— У вас всё ещё впереди. Эх, мне бы ваши годы! Советую оседлать реактивную тематику и… да, Павлу Осиповичу тоже пора входить в эту струю. Словом, будете в Воронеже, кланяйтесь от меня Москалёву — он сейчас больше всех знает про то, как запрячь ТРД. Хотя, снова я тормознул — сам же туда лечу. Ой, а на моём самолёте место есть только в бомбоотсеке. Простите, не могу пригласить вас в попутчики.

— Здравствуйте, — к нам подошла моя ненаглядная. — Ты представишь меня товарищу полковнику?

— Мусь! Это же сам Мясищев! Помнишь, который построил первый межконтинентальный сверхзвуковой бомбардировщик?

— Ты совсем мозги потерял, старый хрыч! — накинусь на меня моя радость. — Вот что ты несёшь! До этого ещё, как минимум, лет двадцать, а ты тут вовсю авансы раздаёшь!

Простите его, пожалуйста, товарищ полковник, — повернулась она к нашему собеседнику. — Ему товарищ Сталин недавно разрешил самому выбирать, кого посвящать в тайну, а он, дубина, от этого вообще берега потерял — лупит, как пыльным мешком из-за угла.

— Пойду-ка я, действительно, дам подписку, — улыбнулся Мясищев.

— Тема «Шум» — подсказала Мусенька.

Не стану много рассказывать о положении дел в Воронеже — тут производят штурмовики Ил-2 и москитные истребители. Выяснилось, что и москитные штурмовики тоже понемногу делают — их используют для работы по точечным целям. Вообще-то Ар-2 неплохо справляются с этой задачей, но и малышам дело находится. Их стали пускать на «доработку» позиций, обработанных Илами или охотиться на грузовики в прифронтовой полосе.

Ещё я видел тут товарища Бартини, прохаживающегося среди составленных на краю лётного поля Ер-2. В бюро у Архипа Михайловича Люльки очередной период уныния — двигатель массой полтонны выдал тягу восемьсот килограммов, после чего взорвался. Никто не пострадал, потому что персонал находился за бронированной стенкой. Судя по кинокадрам, факел прорвался в обратную сторону — что-то с управляемостью горения. И ещё поговаривают, что нужно возвращаться к центробежным компрессорам.

Словом, составив отчёт, я передал по одному экземпляру Жигареву и Сталину, а сам засобирался в Горький. Мусенька хочет повидаться с мамой и сёстрами — значит, пора отправляться в колхоз «Луч».

А вот и не вышло ничего из этой затеи — меня привезли в Кремль, где в кабинете товарища Сталина собрались, кроме Хозяина, Шахурин и Жигарев. Признаться, я не помню, кто был главкомом ВВС в это время, но, точно не Павел Фёдорович. А тут налицо явное отклонение от прошлой реальности.