Сергей Калашников - Внизу наш дом

В Воронеже я застал целый слёт главных авиаконструкторов. Как объяснил мне Москалёв, партия приняла решение не проводить никаких принципиально новых разработок, а продолжать выпуск ранее поставленных на производство самолётов, допуская лишь технологические улучшения. Ещё продолжаются работы по доводке моторов М-82, и в конструкторских бюро Микулина и Климова совершенствуют V-образные двигатели водяного охлаждения. Соответственно, бригада из Запорожья и московский коллектив Бессонова высвобождены для участия в реактивном проекте. Впрочем, Климов и Микулин тоже здесь. То есть отсутствует только товарищ Шевцов.

И все главные столпились в стендовом зале, наблюдая за работой не вполне понятного с первого взгляда горшка, уверенно дающего тягу в добрую тонну.

— У нас проблема с жаропрочностью лопаток турбины, — признался Архип Михайлович. — Поэтому нагнетаем воздух от внешнего компрессора. Добились устойчивого горения и нормальной управляемости мощностью. Но не готовы снимать её со струи раскалённых газов. Пока нет нужных материалов.

Что же — картинка ожидаемая. Тут ведь проблема не только с лопатками, хотя с ними в первую очередь. Не стоит забывать и про то, что турбина должна очень быстро вращаться вокруг оси, расположенной там, где температура далеко не комнатная. Масса проблем и с балансировкой, и с выносом опор за пределы факела. С охлаждением камеры сгорания тоже не всё просто. То есть, решения, конечно есть, но на их реализацию необходимо время.

А пока по общему приговору имеет смысл поставить на самолёт этот самый «горшок» с турбонагнетателем, приводимым в действие от привычного поршневого двигателя. Споры идут только относительно того, стоит ли этим мотором приводить в движение обычный винт, на котором, в крайнем случае, самолёт сможет добраться до аэродрома и приземлиться.

Собственно, мне даже вмешиваться ни во что не нужно — тут и без меня люди разбираются в вопросе. Причём, мне кажется, лучше меня. Я ведь не слишком хорошо знаком с реактивной авиацией.

Нет, полного единодушия среди собравшихся нет — каждый имеет своё мнение и по затронутому вопросу, и по вопросу о том, какой поршневой двигатель использовать для приведения в действие реактивного. Разумеется, я просто слушал и старался ничего определённого не говорить. Мне очень понравилось, что принято решение о перенацеливании основных конструкторских сил на реактивную тематику.

Процесс запущен и без моего участия. Мне попросту ни во что не нужно вмешиваться. Поэтому можно спокойно поинтересоваться, как идут дела у Александра Москалёва.

Тут всё тоже оказалось правильно. Начну издалека — с толкающего винта его москитных истребителей. Они очень опасны для лётчика, аварийно покидающего машину. Поэтому и был предусмотрен тормоз, останавливающий вращение заднего пропеллера при необходимости прыгать с парашютом. Но, даже при остановке винта, вероятность напороться на лопасть велика. Да и плоскости хвоста тоже оказываются на пути лётчика — словом, вопрос о катапульте всегда стоял остро — ещё с тридцать девятого года.

Вот с ним и «бодался» Александр Сергеевич долгих три года. Всё-таки катапульта — не такое уж простое и лёгкое устройство. Тут тебе и кресло должно быть достаточно прочным, и замки, и пиропатроны, и… да целый клубок проблем. И всё это очень плохо вставало в тесноту москитного истребителя. На опытных машинах пришлось и кабину раздуть, и длину самолёта немного увеличить, но принципиально всё заработало и даже было испытано.

На этом прототипе Москалёв и испытал один из вариантов старого слабенького реактивного двигателя — того, на котором я поднимал в воздух его «Стрелу». Хвост для этого пришлось сделать двухкилевым, поставив на выствленные из крыла трубчатые консоли вертикальные стабилизаторы с рулями. А горизонтальную плоскость положить сверху на их концы — так удалось вывести хвост из реактивной струи.

Это сооружение более-менее летало. То есть, летало оно вполне уверенно, но медленно. Весну и всё лето его гоняли в самых разных режимах, то на одном только тянущем винте переднего мотора, то на заднем реактивном, то на обоих, переходя с одного на другой на разных высотах и скоростях.

Правильно я сделал ставку именно на этого конструктора — он кропотливо исследовал поведение планера в зависимости от того, куда приложено усилие и теперь был готов принять «на борт» двигатель с тягой, сопоставимой с весом всего самолёта. И, главное, катапульта давала шансы спасти лётчика-испытателя, если что-то пойдёт не так. Если говорить о «горшке», который продолжали гонять на стенде, то он вполне гармонично вписывался в хвост фюзеляжа вместе с компрессором, на привод которого планировалось израсходовать всю мощность установленного в носу ММ-1. То есть, на вращение винта отвлекаться не предполагалось. Только на вентилятор охлаждения, спрятанный под капотом.

Мы сразу договорились, что ограничим скорость самолёта семьюстами пятьюдесятью километрами в час, а потом начнём думать о применении стреловидного крыла — благо, кое-какие сведения о подобных конфигурациях всё тот же Москалёв уже получил, испытывая свою «Стрелу».

И всё — больше я ни на что не гожусь. Тут тоже прекрасно справятся без меня. Говорил же, что моя тема — поршневые самолёты. Причем — лёгкие или, в крайнем случае, двухмоторные, но не тяжеловозы. Я уже старый человек, которому трудно воспринимать новое. Поэтому облетал новую машину Ильюшина — бронированный истребитель Ил-1 — и сел писать отчёт, основной мыслью которого была: «В Багдаде всё спокойно».

— А не кажется ли вам, Александр Трофимович, что вы смотрите на мир сквозь розовые очки? Не пытаетесь ли вы создать у руководства партии умиротворённого и расслабленного настроения? — товарищ Сталин прошёлся по кабинету и во второй раз на моей памяти занялся своей трубкой.

— Конечно, стараюсь. Потому что уверен в правильности выбранного пути. Не стоит направлять силы конструкторских коллективов на решение вопросов, которые не дадут полезной отдачи. Сейчас, когда мы понимаем — война будет выиграна, нужно быть готовыми к суровым послевоенным реалиям. Америка подогнёт под себя всю разрушенную войной Европу, опутав её сетью долговых обязательств, а с нами начнёт идеологическое противостояние, которое назовут холодной войной. Не знаю, как разляжется карта, но у нас не останется другого выхода, кроме как оказаться хорошо подготовленными и оснащёнными в военном отношении. Настолько могущественными, что силовое воздействие на СССР окажется опасным.

— Опять хитрите, — Иосиф Виссарионович отложил в сторону так и не набитую трубку. — Тогда объясните мне, что это за выходка с дирижаблями? Зачем вам понадобилось вводить в заблуждение начинающего руководителя зарождающейся отрасли?