Кэсс Морган - Сотня (ЛП)

Глэсс схватила влажную руку матери и повела ее к дивану. — Они собирались отправить нас на Землю. — сказала Глэсс. — Сто из нас. — она сделал глубокий вдох. — Я должна была быть одной из них.

— На Землю? — медленно повторила Соня, держа слово почти на расстоянии, как будто пытаясь его получше рассмотреть. — О, мой Бог.

— Была перебранка во время запуска. Канцлер… — голова Глэсс поплыла, вспомнив сцену со стартовой палубы. Она послала безмолвную молитву, чтобы с Уэллсом все было хорошо там, на Земле, чтобы он был с Кларк и не горевал в одиночестве. — В хаосе я смогла уйти, — продолжила Глэсс. Детали были не важны сейчас. — Я только пришла, чтобы сказать, что я люблю тебя.

Глаза матери расширились.

— Так вот, как Канцлера подстрелили. О, Глэсс, — прошептала она, обнимая дочь.

Стук шагов прошелся эхом по коридору, и Глэсс вздрогнула. Она с опаской взглянула на дверь, перед тем как снова вернутся к лицу ее матери.

— Я не могу долго оставаться. — сказала она, неуверенно поднимаясь на ноги.

— Подожди! — Соня вскочила и вцепилась в руку Глэсс, притягивая ее к кушетке. Ее пальцы сжались вокруг запястья. — Канцлер на жизнеобеспечении, что означает, что вице-канцлер Родос главный. Ты не должна еще идти, — она сделала паузу, — У него совершенно другой подход к…правлению. Есть шанс, что он может простить тебя. Его можно убедить. — Соня встала и подарила Глэсс улыбку, которая немного затронула ее глаза. — Просто подожди здесь.

— Ты должна идти? — спросила Глэсс, ее голос был тихим. Она не могла еще сказать «прощай». Не сейчас, когда каждое «прощай» может быть последним.

Ее мать наклонилась и поцеловала Глэсс в лоб.

— Я не надолго.

Она смотрела, как Соня поспешила накрасить помадой губы и выскользнуть в еще пустой коридор, затем Глэсс прижала колени к груди.

Глэсс не была уверена, как долго она спала, но, свернувшись калачиком на подушках, которые все еще помнили форму ее тела, казалось, что последние шесть месяцев были просто кошмаром. Что она на самом деле не была заключена в тюрьму, не была в клетке, в которой не было ничего, кроме двух металлических коек, тихой, бурлящей Аркадии, сокамерницы, и рыданий призраков, которые оставались еще надолго, после того, как ее слезы высохли.

Когда она открыла глаза, ее мать сидела рядом на диване и гладила спутанные волосы Глэсс.

— Я обо всем позаботилась, — тихо сказала она. — Ты помилована.

Глэсс обернулась, чтобы посмотреть на лицо матери.

— Как? — удивленно спросила она, шок вывел ее из сна, отгоняя образ Люка, который задержался перед ее глазами, когда она впервые проснулась. — Почему?

— Люди становятся все беспокойнее, — объяснила ее мать. — Ни один из осужденных несовершеннолетних не проходил повторного рассмотрения дел в прошлом году, и это заставляет систему правосудия ничего не пересматривать. Ты будешь исключением — доказательством, что система все еще работает, как надо, что тем, кто может внести свой вклад в развитие общества, дается шанс вернуться к нему. Было немного неубедительно, но вице-канцлер Родос согласился. — закончила ее мама, опускаясь обратно на диван, выглядя истощенной, но облегченной.

— Мама…я не могу…я не…спасибо. — Глэсс не знала, что ей еще сказать. Она улыбнулась, приподнялась, оставаясь в сидячем положении, и положила голову на плечо матери. Она была свободна? Она почти не могла понять смысл этого слова.

— Тебе не нужно благодарить меня, дорогая. Я сделаю все для тебя. — Соня заправила прядь волос за ухо Глэсс и улыбнулась. — Просто помни, что ты не должна никому рассказывать о Земной миссии…я иммею ввиду это.

— Но что случилось с другими? Уэллс в порядке? Можешь что-нибудь выяснить?

Соня покачала головой.

— Поскольку это тебя беспокоит, не было никакой миссии. Но важно то, что ты теперь в безопасности. У тебя есть второй шанс. — пробормотала ее мать. — Только пообещай мне, что ты не сделаешь какую-то глупость.

— Я обещаю. — наконец сказала Глэсс, качая головой. — Я обещаю.

Кларк проскользнула через тент-лазарет и шагнула на поляну. Даже несмотря на отсутствие окон, она поняла, что это был рассвет. Небо вспыхнуло яркими цветами, и едкий воздух стимулировал датчики в мозгу Кларк, о которых она даже никогда не догадывалась. Жаль, что она не могла поделиться этим с двумя людьми, которые заставили ее захотеть увидеть в первую очередь Землю. Но у Кларк никогда не будет шанса.

Ее родителей больше нет.

— Доброе утро.

Кларк напряглась. Было почти непостижимо, что когда-то голос Уэллса был ее самым любимым звуком во Вселенной. Он — причина, из-за которой ее родители умерли, из-за которой их тела бродят по глубинам космоса, двигаясь все дальше и дальше от всего, что они знали и любили. В минуту слабости, Кларк доверяла ему секрет, который не должна была никому рассказывать. И хотя он поклялся, что не скажет ни одной душе, Уэллс даже не ждал двадцать четыре часа, прежде чем пойти к своему отцу. Он так отчаянно пытался быть идеальным сыном, золотым ребенком Феникса, что предал девушку, которую на самом деле и не любил, хотя уверял ее в обратном.

Она повернулась лицом к Уэллсу. Она хотела наброситься на него, но желание избегать любого соприкосновения для проверки выдержки пересилило.

Как только она прошла мимо него, Уэллс схватил ее за руку.

— Подожди секунду, я просто хотел…

Кларк развернулась и вырвала свою руку.

— Не трогай меня. — прошипела она.

Уэллс сделал шаг назад, его глаза расширились.

— Мне очень жаль. — сказал он. Его голос был спокойным, но она видела боль на его лице. Кларк всегда знала, как себя чувствовал Уэллс. Он был ужасным лжецом, который обещал держать ее секрет в тайне. Но что-то изменило его мнение, за которое заплатили родители Кларк.

Уэллс не двигался.

— Я просто хотел убедится, что у тебя все хорошо. — тихо сказал он. — Мы собираемся закончить избавляться от обломков сегодня. Надо что-нибудь для твоих пациентов?

— Да. Стерильную операционную комнату, капельницы, сканер тела, настоящих докторов…

— Ты делаешь невероятную работу.

— Я бы делала все лучше, если бы провела последние шесть месяцев в больнице, обучаясь, а не в камере. — на этот раз Уэллс был готов к колкостям, и его лицо оставалось бесстрастным.

Небо становилось все ярче, наполняя поляну почти золотым светом, из-за которого казалось, что небо полировали всю ночью. Трава казалась зеленее, с блестящими крошечными каплями воды. Фиолетовые цветы начали распускаться, казалось, на ничем не примечательном кустарнике. Длинные, тонкие лепестки тянулись к солнцу, крутясь в воздухе, как будто танцуя под музыку, которую слышат только они.