timeline

Стерн не отрывал взгляда от кранов. Он не представлял себе прежде, насколько огромными были эти щиты. Проплывавшие над ним изогнутые стеклянные панели были высотой примерно в десять футов, шириной в пятнадцать и толщиной в два. Их несли в специальных креплениях и точно опускали на оборудованные захватами места на полу.

— Но, — продолжал Гордон, — у нас нет запасных щитов. Только один полный комплект.

“So?”

Gordon walked over to one of the glass panels, already standing in place. “Basically, you can think of these things as big glass hip flasks,” Gordon said. “They're curved containers that fill from a hole at the top. And once we fill them with water, they're very heavy. About five tons each. The curve actually improves the strength. But it's the strength I'm worried about.”

— И что же из этого?

Гордон подошел к одной из стеклянных панелей, уже установленных на место.

— В общем-то, эти штуки можно рассматривать как большие стеклянные фляги, — сказал он. — Это изогнутые емкости, которые заполняются через отверстия наверху. И после того, как мы заполним их водой, они станут очень тяжелыми. Приблизительно по пять тонн каждая. Кривизна формы увеличивает их прочность. Но все равно нагрузка получается настолько большая, что я начинаю беспокоиться.

“Why?” Stern said.

“Come closer.” Gordon ran his fingers over the surface of the glass. “See these little pits? These little grayish spots? They're small, so you'd never notice them unless you looked carefully. But they're flaws that weren't there before. I think the explosion blew tiny drops of hydrofluoric acid into the other room.”

— Что же вас беспокоит?

— Подойдите поближе. — Гордон провел пальцем по поверхности стекла. — Видите эти крохотные ямки? Да, вот эти сероватые пятнышки. Они очень маленькие, так что, если не искать специально, их трудно заметить. Но это дефекты, которых там прежде не было. Я думаю, что после взрыва крошечные капли плавиковой кислоты унесло в другое помещение.

“And now the glass has been etched.”

“Yes. Slightly. But if these pits have weakened the glass, then the shields may crack when they are filled with water and the glass is put under pressure. Or worse, the entire glass shield may shatter.”

“And if it does?”

— И стекло разъело?

— Да. Слегка. Но если эти дефекты ослабили стекло, то, когда внутрь нальют воду и стекло окажется под давлением, секция может треснуть. Или, что еще хуже, рассыпаться на куски.

— И что же произойдет в этом случае?

“Then we won't have full shielding around the site,” Gordon said, looking directly at Stern. “In which case, we can't safely bring your friends back. They'd risk too many transcription errors.”

Stern frowned. “Do you have a way to test the panels? See if they'll hold up?”

— У нас не будет полного ограждения вокруг участка, — ответил Гордон, глядя в глаза Стерну. — И мы не сможем гарантировать благополучного возвращения ваших друзей. Возможно, появление слишком большого числа ошибок транскрипции.

Стерн нахмурился.

— Но ведь у вас наверняка есть методы проверки панелей. Вы же можете выяснить, выдержат они или нет?

“Not really, no. We could stress-test one, if we were willing to risk breaking it, but since we have no spare panels, I won't do that. Instead, I'm doing a microscopic polarization visual inspect.” He pointed to the technician in the corner, wearing goggles, going over the glass. “That test can pick up preexisting stress lines—which always exist in glass—and give us a rough idea of whether they'll break. And he's got a digital camera that is feeding the data points directly into the computer.”

— На самом деле, нет. Мы могли бы провести с ними нагрузочный тест, рискуя сломать одну или несколько, но, так как у нас нет запаса, я не буду этого делать. Вместо этого я провожу микроскопическую визуальную проверку поляризации. — Он указал на техника в странных очках, низко склонившегося к стеклу. — Такое обследование позволяет выявить существующие линии напряжения, которые всегда имеются в стекле, и дает нам грубое представление о том, грозит ли данному щиту поломка. Техник пользуется при Этом цифровой камерой, которая посылает изображение каждой точки прямо в компьютер.

“You going to do a computer simulation?” Stern said.

“It'll be very crude,” Gordon said. “Probably not worth doing, it's so crude. But I'll do it anyway.”

— Вы собираетесь провести компьютерное моделирование? — поинтересовался Стерн.

— Это будет очень приближенно, — ответил Гордон. — Возможно, настолько приближенно, что даже не стоило бы этим заниматься. Но я все равно это сделаю.

“So what's the decision?”

“When to fill the panels.”

“I don't understand.”

— И что же вы узнаете из машинного эксперимента?

— Когда заполнять щиты.

— Не понимаю.

“If we fill them now, and they hold up, then everything is probably fine. But you can't be sure. Because one of the tanks may have a weakness that will break only after a period of pressure. So that's an argument to fill all the tanks at the last minute.”

— Если мы заполним их прямо сейчас и они выдержат, то все будет прекрасно. Но и в этом случае нельзя быть убежденным в успехе. Поскольку в каком-нибудь из резервуаров может оказаться дефект, который скажется только после пребывания под нагрузкой в течение некоторого времени. Это соображение говорит за то, чтобы заполнить все резервуары в последнюю минуту.

“How fast can you fill them?”

“Pretty fast. We have a fire hose down here. But to minimize stress, you probably want to fill them slowly. In which case, it would take almost two hours to fill all nine shields.”

— А насколько быстро их можно заполнить?

— Довольно быстро. У нас тут есть пожарный гидрант. Но чтобы уменьшить внутренние напряжения в стекле, будет лучше заполнять их медленно. В этом случае, чтобы заполнить все девять щитов, потребуется почти два часа.

“But don't you get field bucks starting two hours before?”

“Yes—if the control room is working right. But the control room equipment has been shut down for ten hours. Acid fumes have gotten up there. It may have affected the electronics. We don't know if it is working properly or not.”

— Но разве вы не получаете всплесков поля за два часа до перехода?

— Получаем — если диспетчерская действует исправно. Но оборудование диспетчерской было отключено почти на десять часов. Туда попали кислотные пары. Не исключено, что это подействовало на электронику. Мы не знаем, работает она должным образом или нет.

“I understand now,” Stern said. “And each of the tanks is different.”

“Right. Each one is different.”

— Теперь мне ясно, — протянул Стерн. — И все резервуары разные?

— Совершенно верно. Среди них нет двух идентичных.

It was, Stern thought, a classic real-world scientific problem. Weighing risks, weighing uncertainties. Most people never understood that the majority of scientific problems took this form. Acid rain, global warming, environmental cleanup, cancer risks—these complex questions were always a balancing act, a judgment call.

«Это была, — подумал Стерн, — одна из типичных научных проблем мирового уровня сложности. Анализ неопределенностей, количественная оценка риска. Мало кто понимал, что большинство научных проблем принимает именно эту форму. Кислотные дожди, глобальное потепление, загрязнение окружающей среды, вероятность заболеть раком — ответы на эти сложнейшие вопросы всегда выражались в очень приближенном виде, измерялись в обширном интервале «от и до».

How good was the research data? How trustworthy were the scientists who had done the work? How reliable was the computer simulation?

How significant were the future projections? These questions arose again and again. Certainly the media never bothered with the complexities, since they made bad headlines. As a result, people thought science was cut and dried, in a way that it never was. Even the most established concepts—like the idea that germs cause disease—were not as thoroughly proven as people believed.

Насколько достоверными были данные исследования? Насколько заслуживали доверия ученые, которые проводили работы? Насколько надежными были алгоритм и программа компьютерного моделирования? Насколько определенными были перспективные экстраполяции? Эти вопросы возникали снова и снова. Конечно, средства массовой информации никогда не интересовались этими сложностями, если для них нельзя было выдумать броского заголовка. В результате люди считали науку сухим и скучным явлением, каким она никогда не была А ведь даже общепризнанные концепции — такие, например, что микробы служат причиной болезней, — вовсе не являлись полностью и неопровержимо доказанными, как это полагает большинство...»