timeline

Но подробности того, как он попал в Европу, до сих пор являлись предметом ожесточенных споров. Точно так же не было единства насчет первоначальных способов его использования: считалось, что сначала порох применяли не столько как взрывчатое вещество, сколько в качестве зажигательного средства. Первое время порох использовался в оружии «огненного боя», что означало средства для применения в военном деле огня и не совпадало с современной трактовкой термина «огнестрельное оружие», в котором боеприпас с большой силой выбрасывается на дальнее расстояние при помощи взрыва, то есть мгновенного сгорания вещества, как это происходит в винтовках и орудиях.

This was because the earliest gunpowders were not very explosive, because the chemistry of the powder was not understood, and because the art hadn't been developed yet.

Так случилось потому, что самые ранние порохи были не такими уж взрывчатыми. Химический состав пороха тогда еще не определили, да и делать его как следует научились далеко не сразу.

Gunpowder exploded when charcoal and sulfur burned extremely rapidly, the combustion enabled by a rich source of oxygen—namely nitrate salts, later called saltpeter. The most common source of nitrates was bat droppings from caves. In the early years, this guano was not refined at all, simply added to the mixture.

Взрывом пороха принято считать чрезвычайно быстрое сгорание древесного угля и серы, а оно происходит в условиях богатого снабжения кислородом, в качестве которого используются соли азота, позже получившие название «селитра». Основным источником нитратов тогда был помет летучих мышей из пещер. На первых порах помет вообще не очищали, а просто добавляли в смесь.

But the great discovery of the fourteenth century was that gunpowder exploded better when it was ground extremely fine. This process was called “incorporation,” and if properly done, it yielded gunpowder with the consistency of talcum powder. What happened during the endless hours of grinding was that small particles of saltpeter and sulfur were forced into microscopic pores in the charcoal. That was why certain woods, like willow, were preferred; their charcoal was more porous.

Но в том же четырнадцатом столетии было сделано открытие, которое можно отнести к разряду великих: порох взрывается с гораздо большей силой, если его компоненты очень тонко растерты. Этот процесс назывался «смешением», и если он осуществлялся должным образом, то получался порох столь же тонкого размола, как порошок талька. А для этого требовалось всего-навсего на протяжении долгих часов растирать небольшие порции компонентов порознь и вместе. В результате крошечные частички селитры и серы проникали в микроскопические поры древесного угля. Именно поэтому для его изготовления пережигались определенные породы деревьев, в частности ива, дававшая более пористый уголь.

Marek said, “I don't see a sieve. Are you going to corn it?”

“No.” Johnston smiled. “Corning's not discovered yet, remember?”

— Я не вижу сита, — заметил Марек. — Вы собираетесь его смачивать?

— Нет. — Джонстон улыбнулся. — Ведь смачивание еще не изобрели, вы же помните?

Corning was the process of adding water to the gunpowder mixture, making a paste that was then dried. Corned powder was much more powerful than dry-mixed powder. Chemically, what happened was that the water partially dissolved the saltpeter, allowing it to coat the inside of the charcoal micropores, and in the process, it carried the insoluble sulfur particles inside, too. The resulting powder was not only more powerful but also more stable and long-lasting. But Johnston was right; corning was only discovered around 1400—roughly forty years from now.

Смачиванием именовался процесс добавления воды к пороховой смеси. В результате получалась паста, которую затем высушивали. Смоченный порох обладал гораздо большей взрывной силой, чем смешанный в сухом виде. С точки зрения химии это объяснялось тем, что вода частично растворяла селитру, раствор глубже пропитывал древесный уголь, а нерастворимые мельчайшие частицы серы тоже глубже проникали в поры угля. При этом полученный состав был не только более взрывчатым, но и мог дольше храниться, не теряя своих свойств. Но Джонстон был прав: согласно историческим данным появление этого процесса датировалось примерно 1400 годом, то есть до его изобретения оставалось еще лет сорок.

“Should I take over?” Marek said. Incorporating was a lengthy process; sometimes the grinding went on for six or eight hours.

“No. I'm finished now.” The Professor got to his feet, then said to Sir Guy, “Tell my Lord Oliver that we are ready for his demonstration.”

“Of Greek Fire?”

“Not precisely,” Johnston said.

— Мне присоединиться к вам? — спросил Марек. Смешение было длительным процессом и занимало шесть-восемь часов.

— Нет. Я уже закончил. — Профессор неторопливо поднялся на ноги и обратился к сэру Ги:

— Сообщите моему лорду Оливеру, что мы готовы провести демонстрацию.

— «Греческого огня»?

— Не совсем, — ответил Джонстон.

In the late afternoon sun, Lord Oliver paced impatiently along the massive wall of the outer perimeter. The battlement was more than fifteen feet wide here, dwarfing the row of cannon nearby. Sir Guy was with him, as well as a sullen Robert de Kere; they all looked up expectantly when they saw the Professor. “Well? Are you at last prepared, Magister?”

Лорд Оливер нетерпеливо расхаживал по мощной внешней стене крепости, освещенной яркими лучами клонившегося к закату солнца. Толщина зубчатой стены была здесь более пятнадцати футов, и расставленные неподалеку орудия казались совсем маленькими. Рядом с Оливером находились сэр Ги и угрюмый Роберт де Кер; все они с надеждой взглянули на появившегося Профессора.

— Ну что, магистр? Вы наконец готовы?

“My Lord, I am,” the Professor said, walking with two of his bowls, one under each arm. Marek carried a third bowl, in which the fine gray powder had been mixed with a thick oil that smelled strongly of resin. Johnston had told him not to touch this mixture on any account, and he needed no reminding. It was a disagreeable, reeking goo. He also carried a bowl of sand.

— Да, мой лорд, — ответил Профессор. В обеих руках он нес по плошке. Следом шел Марек с третьей плошкой, в которой находился прекрасный серый порох, смешанный с густым маслом, источавшим сильный смолистый запах. Джонстон велел ему ни в коем случае не прикасаться к этой смеси. Впрочем, Марек и не нуждался в таком напоминании. Полученная паста пахла сильно и неприятно; даже от смолы запах не становился лучше. В левой руке у него была миска с песком.

“Greek Fire? Is it Greek Fire?”

“No, my Lord. Better. The fire of Athenaios of Naukratis, which is called `automatic fire. '”

“Is that so?” Lord Oliver said. His eyes narrowed. “Show me.”

— «Греческий огонь»? Вот это — «греческий огонь»?

— Нет, мой лорд. Лучше. Это огонь Навкратиса Афинского, который именуется горючей смесью.

— Вот как? — сказал лорд Оливер. Его глаза сощурились. — Покажите его мне.

Beyond the cannon was the broad eastern plain, where the trebuchets were being assembled in a line. They were just out of shot range, two hundred yards away. Johnston set his bowls on the ground between the first two cannon. The first cannon he loaded with a sack from the armory. He then placed a thick metal arrow with metal vanes into the cannon. “This is your powder, and your arrow.”

Орудия смотрели на широкую восточную равнину. Там вокруг выстроенных в ряд готовых и еще не достроенных катапульт суетились люди. Эти осадные орудия находились за пределами дальности орудийного выстрела, в двух сотнях ярдов от стены. Джонстон установил свои плошки на стену между двумя ближними орудиями. Первую пушку он зарядил мешком, взятым из арсенала. Вместо ядра он заложил в ствол толстую металлическую стрелу с металлическими лопастями вместо оперения.

— Это ваш порох и ваша стрела.

Turning to the second cannon, he carefully poured his finely ground gunpowder into a sack, which he stuffed into the cannon mouth. Then he said, “Andre, the sand, please.”