timeline

Gordon said to Stern, “I certainly wouldn't want to force you.”

“But remember,” Doniger said, “you won't be alone. We'll be sending escorts with you.”

— Я, конечно, ни в малейшей степени не хотел бы принуждать вас. — заговорил Гордон, обращаясь к Стерну.

— И не забывайте, — вмешался Дониджер, — вы будете не одни Мы посылаем с вами охранников.

“I'm sorry,” Stern kept saying. “I'm sorry.”

Finally Marek said, “Let him stay. He's right. It's not his period, and it's not his affair.”

“Now that you mention it,” Chris said, “I've been thinking: It's not my period, either. I'm much more late thirteenth than true fourteenth century. Maybe I should stay with David—”

— Прошу прощения, — повторял Стерн, — прошу прощения.

Наконец в разговор вмешался Марек:

— Пусть он остается. Он прав. Это не его время и не его дело.

— Ну, раз уж ты заговорил об этом, — вступил в разговор Крис, — я подумал: это ведь и не мое время. Я больше специализируюсь по второй половине тринадцатого века, чем по середине четырнадцатого. Может быть, мне лучше остаться с Дэвидом..

“Forget it,” Marek said, throwing an arm over Chris's shoulder. “You'll be fine.” Marek treated it like a joke, even though he knew Chris wasn't exactly joking.

Not exactly.

— Забудь об этом, — ответил Марек, громко хлопнув Криса по плечу. — Ты наверняка что-нибудь знаешь и об этом времени. — Марек отреагировал на слова Криса легко и весело, хотя и знал, что это была не только шутка.

Не только.

The room was cold. Chilly mist covered their feet and ankles. They left ripples in the mist as they walked toward the machines.

В просторном зале-пещере было прохладно. Ноги людей почти по колено скрывались в холодном тумане. Подходя к аппаратам, они оставили в тумане дорожки за собой.

Four cages had been linked together at the bases, and a fifth cage stood by itself. Baretto said, “That's mine,” and stepped into the single cage. He stood erect, staring forward, waiting.

Четыре клетки стояли рядом друг с другом, их станины были соединены проводами. Пятая находилась чуть поодаль.

— Это моя, — сказал Баретто. Он вошел в отдельно стоявшую клетку и замер там, выпрямившись, глядя вперед, в ожидании.

Susan Gomez stepped into one of the clustered cages, and said, “The rest of you come with me.” Marek, Kate and Chris climbed into the cages next to her. The machines seemed to be on springs; they rocked slightly as each got on.

“Everybody all set?”

Сьюзен Гомес вошла в одну из четырех клеток.

— Все остальные идут со мной, — сказала она.

Марек, Кейт и Крис забрались в клетки рядом с ней. Аппараты, похоже, стояли на каких-то амортизаторах, и, когда люди заходили в них, клетки слегка покачивались.

— Все на месте?

The others murmured, nodded.

Baretto said, “Ladies first.”

“You got that right,” Gomez said. There didn't seem to be any love lost between them. “Okay,” she said to the others. “We're off.”

Археологи закивали, забормотали что-то в знак своей готовности.

— Леди первая, — объявил Баретто.

— Ты тоже имеешь на это право, — ответила Гомес. Было ничуть не похоже, что между этими людьми когда-то могла существовать любовь и этот краткий диалог является отголоском давно утраченного чувства — Отлично, — сказала она археологам, — мы отправляемся.

Chris's heart began to pound. He felt light-headed and panicky. He balled his hands into fists.

Gomez said, “Relax. I think you'll find it's quite enjoyable.” She slipped the ceramic into the slot at her feet, and stood back up.

Сердце Криса вдруг заколотилось. Он почувствовал, что из его головы куда-то улетучились все мысли, а на их место начала проникать паника Он крепко сжал кулаки.

— Расслабьтесь, — посоветовала (а может быть, приказала) Гомес. — Мне кажется, что в результате вам это покажется приятным. — Она, изящно пригнувшись, вставила керамическую пластинку в щель под ногами и выпрямилась.

“Here we go. Remember: everyone very still when the time comes.”

The machines began to hum. Chris felt a slight vibration in the base, beneath his feet. The humming of the machines grew louder. The mist swirled away from the bases of the machines. The machines began to creak and squeal, as if metal was being twisted. The sound built quickly, until it was as steady and loud as a scream.

— Ну вот, сейчас поедем. Помните: ни в коем случае не шевелитесь.

Аппараты зажужжали. Крис почувствовал под ногами в станине легкую вибрацию. Жужжание становилось громче. Слой тумана, расходившегося от станин, становился все толще и гуще. В жужжание врезался скрип и взвизгивания, как будто металл кто-то скручивал и рвал. Звуки следовали один за другим все быстрее, пока не слились в один, устойчивый и громкий, как крик.

“That's from the liquid helium,” Gomez said. “Chilling the metal to superconduction temperatures.”

Abruptly, the screaming ended and the chattering sound began.

“Infrared clearance,” she said. “This is it.”

— Это от жидкого гелия, — объяснила Гомес. — Металл охлаждается до температур сверхпроводимости.

Вдруг крик резко оборвался, и началось торопливое потрескивание.

— Инфракрасный контроль площадки, — сказала Гомес. — Вот и все.

Chris felt his whole body begin to tremble involuntarily. He tried to control it, but his legs were shaking. He had a moment of panic—maybe he should call it off—but then he heard a recorded voice say, “Stand still—eyes open—”

Too late, he thought. Too late.

“—deep breath—hold it... Now!”

Крис почувствовал, что задрожал всем телом и не в состоянии справиться с этим. Ноги подкашивались. На мгновение его охватила паника: может быть, ему нужно крикнуть, остановить все? Но тут же до него донесся уже знакомый механический голос:

— Стойте неподвижно... глаза открыты...

«Слишком поздно, — подумал он. — Слишком поздно».

— ...Глубокий вдох... не дышать... время!

The circular ring descended from above his head, moving swiftly to his feet. It clicked as it touched the base. And a moment later, there was a blinding flash of light—brighter than the sun—coming from all around him—but he felt nothing at all. In fact, he had a sudden strange sense of cold detachment, as if he were now observing a distant scene.

Вдоль его застывшего в неподвижности тела промчалось кольцо; когда оно коснулось станины, раздался четкий щелчок. И мгновением позже явилась вспышка ослепляющего света — более яркого, чем солнце, — нахлынувшего на него со всех сторон, но он не почувствовал вообще ничего. Нет, не совсем так: он внезапно испытал странное ощущение холодной отстраненности, словно наблюдал за происходившим со стороны.

The world around him was completely, utterly silent.

He saw Baretto's nearby machine was growing larger, starting to loom over him. Baretto, a giant, his huge face with monstrous pores, was bending over, looking down at them.

More flashes.

Мир вокруг него был полностью, абсолютно безмолвным.

Он видел, как находившийся прямо перед ним аппарат Баретто становился все больше, начиная нависать над ним. Баретто превратился в гиганта, его огромное лицо с чудовищными порами плавало в вышине, следя за ним колоссальными глазами.

Еще серия вспышек.

As Baretto's machine grew larger, it also appeared to move away from them, revealing a widening expanse of floor: a vast plain of dark rubber floor, stretching away into the distance.

More flashes.

Аппарат Баретто продолжал увеличиваться и в то же время отодвигался в сторону. В поле зрения Криса попадало все больше пространства пола: обширная равнина темной резины, простирающаяся далеко в стороны.

Вспышки.

The rubber floor had a pattern of raised circles. Now these circles began to rise up around them like black cliffs. Soon the black cliffs had grown so high that they seemed like black skyscrapers, joining overhead, closing off the light above. Finally, the skyscrapers touched one another, and the world was dark.

More flashes.

На резиновом полу появился узор в виде рельефных окружностей. «Молекулы каучука», — сообразил Крис. Затем эти узоры стали расти, вздымаясь вокруг аппаратов, как черные утесы. Вскоре эти утесы стали настолько большими, что уже походили на черные небоскребы, соприкасающиеся в высоте крышами, закрывая свет. Наконец крыши небоскребов плотно слились между собой, и мир стал темным.