timeline

She laughed. “Oh, that,” she said. “Listen.”

Chris stood silently for a moment, listening. There was the chirp of birds, the soft rustle of a faint breeze in the trees. But other than that...

“I don't hear anything.”

Женщина рассмеялась.

— Ах, вот оно что. Прислушайтесь.

Крис на мгновение замер, прислушался. Он уловил щебет птиц, мягкий шелест слабого ветерка в кронах деревьях. Но это было все.

— Я ничего не слышу.

“That's right,” Gomez said. “It upsets some people when they first arrive. There's no ambient noise here: no radio or TV, no airplanes, no machinery, no passing cars. In the twentieth century, we're so accustomed to hearing sound all the time, the silence feels creepy.”

— Совершенно верно, — ответила Гомес. — Это производит колоссальное впечатление на некоторых людей, когда они впервые попадают сюда. Здесь нет никаких посторонних шумов ни радио с телевидением, ни самолетов, ни тракторов, ни катающихся взад-вперед автомобилей. В двадцатом веке мы настолько привыкли непрерывно слышать отовсюду различные звуки, что тишина кажется нам неестественной.

“I guess that's right.” At least, that was exactly how he was feeling. He turned away from the trees and looked at the muddy path, a sunlit track through the forest. In many places, the mud was two feet deep, churned by many hooves.

This was a world of horses, he thought.

— Надеюсь, что вы правы. — По крайней мере, ощущение, которое он испытывал, было как раз таким. Он отвернулся от деревьев и посмотрел на тропинку: то тут, то там проглядывал освещенный пятнами солнечного света шрам, разрубавший лес. Во многих местах в раскисшей от воды земле зияли глубокие, фута на два, вмятины — следы множества лошадиных копыт.

«Это мир лошадей», — подумал Крис.

No machine sounds. Lots of hoofprints.

He took a deep breath, and let it out slowly. Even the air seemed different. Heady, bright-feeling, as if it had more oxygen in it.

Ни одного механического звука, зато множество следов копыт.

Он набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Даже воздух казался другим. Он кружил голову, разливался по организму яркой волной, как будто в нем было гораздо больше кислорода, чем в привычной для Криса атмосфере.

He turned, and saw that the machine was gone. Gomez appeared unconcerned. “Where's the machine?” he said, trying not to sound worried.

“It drifted.”

“It drifted?”

Еще раз обернувшись, он обнаружил, что аппаратов не оказалось на месте. Гомес, похоже, это нисколько не тревожило.

— Где наши машины? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно.

— Уплыли.

— Уплыли?

“When the machines are fully charged, they're a little unstable. They tend to slide off the present moment. So we can't see them.”

“Where are they?” Chris said.

— Когда машины полностью заряжены, они приобретают некоторую нестабильность. И стараются при первой возможности ускользнуть из реального момента. Поэтому мы их не видим.

— Но где же они? — продолжал расспрашивать Крис.

She shrugged. “We don't know, exactly. They must be in another universe. Wherever they are, they're fine. They always come back.”

Женщина пожала плечами.

— Этого никто точно не знает. Может быть, они еще в какой-нибудь вселенной. Но, где бы они ни были, с ними все в порядке. Они всегда возвращаются.

To demonstrate, she held up her ceramic marker and pressed the button with her thumbnail. In increasingly bright flashes of light, the machine returned: all four cages, standing exactly where they had been a few minutes before.

Чтобы подкрепить свои слова, она извлекла свой керамический маячок и нажала кнопку ногтем большого пальца. Замелькали вспышки, и аппарат вновь оказался перед ними, все четыре клетки стояли точно так же, как несколько минут назад.

“Now, it'll stay here like this for maybe a minute, maybe two,” Gomez said. “But eventually it will drift again. I just let them go. Gets 'em out of the way.”

— Теперь эта штука будет здесь еще минуту, возможно, две, — пояснила Гомес. — Но в конечном счете она снова уплывет. И пусть себе. Лучше, если она не будет здесь торчать на дороге.

Chris nodded; she seemed to know what she was talking about. But the thought that the machines drifted made Chris vaguely uneasy; those machines were his ticket back home, and he didn't like to think that they behaved according to their own rules and could disappear at random. He thought, Would anybody fly on an airplane if the pilot said that it was “unstable”? He felt a coolness on his forehead, and he knew in a moment he would break out in a cold sweat.

Крис кивнул Сьюзен, казалось, знала, о чем говорила. Но мысль о том, что аппараты плавают где-то во времени и пространстве, все равно вызывала у него определенное беспокойство. Эти машины были его обратным билетом домой, и ему совершенно не нравилось думать, что они существуют по каким-то собственным правилам и могут непредсказуемо исчезать. Он подумал: «А стал бы хоть кто-нибудь летать на самолете, пилот которого предупреждает, что его машина «нестабильна»?» Крис почувствовал прохладу на лбу и понял, что через мгновение весь покроется холодным потом.

To distract himself, Chris picked his way across the path, following the others, trying not to sink into the mud. On solid ground again, he pushed through thick ground cover, some kind of dense waist-high plant, like rhododendron. He glanced back at Gomez: “Anything to worry about in these woods?”

Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, Крис, стараясь не провалиться в грязь, перебрался через тропинку. Оказавшись вновь на твердой почве, он попал в густые заросли каких-то растений, похожих на рододендрон. Они достигали ему до талии. Тут он снова оглянулся на Гомес.

— А есть в этом лесу что-нибудь такое, чего стоило бы опасаться?

“Just vipers,” she said. “They're usually in the lower branches of the trees. They fall down on your shoulders and bite you.”

“Great,” he said. “Are they poisonous?”

— Только гадюк, — ответила она. — Они обычно сидят на нижних ветках деревьев, могут свалиться на плечи и укусить.

— Великолепно! — поразился он. — А они ядовитые?

“Very.”

“Fatal?”

“Don't worry, they're very rare,” she said.

— Очень.

— Смертельно?

— Не переживайте, они очень редки, — утешила Гомес.

Chris decided not to ask any more questions. Anyway, by now he had reached a sunlit opening in the foliage. He looked down and saw the Dordogne River two hundred feet below him, twisting through farmland, and looking, he thought, not very different from the way he was used to seeing it.

Крис решил не задавать больше вопросов. Тем более что к тому времени он добрался до освещенного солнцем разрыва в листве. Посмотрев вниз, он увидел в двухстах футах под собою реку Дордонь, петлявшую по просторной долине. «Этот вид, — подумал он, — почти не отличается от того, к которому я привык за лето».

But if the river was the same, everything else in this landscape was different. Castelgard was entirely intact, and so was its town. Beyond the walls were farming plots; some of the fields were being plowed now.

Но если река была той же самой, то все остальное в пейзаже было иным. Замок и город Кастельгард были совершенно целехонькими. Невдалеке от стен раскинулись возделанные поля; на некоторых из них прямо сейчас возились пахари.

But his attention was drawn to the right, where he looked down on the great rectangular complex of the monastery—and the fortified mill bridge. His fortified bridge, he thought. The bridge he had been studying all summer—

And unfortunately, looking very different from the way he had reconstructed it in the computer.

Но тут его взгляд скользнул направо. Он рассматривал сверху обширный прямоугольник монастыря. И укрепленного мельничного моста. «Моего моста», — подумал он. Этот мост Крис изучал все лето...

И, к сожалению, мост очень сильно отличался от реконструкции, которую он сделал на компьютере.

Chris saw four water wheels, not three, churning in the current that ran beneath a bridge. And the bridge above was not a single unified structure. There seemed to be at least two independent structures, like little houses. The larger was made of stone and the other of wood, suggesting the structures had been built at different times. From the stone building, smoke belched in a continuous gray plume. So maybe they really were making steel there, he thought. If you had water-powered bellows, then you could have an actual blast furnace. That would explain the separate structures, too. Because mills that ground grain or corn never permitted any open fire or flame inside—not even a candle. That was why grinding mills operated only during daylight hours.