Наталья Болдырева - Ключ

— С ней ничего не случится, если ты пойдёшь немедленно к яйцу и коснёшься его ладонью. — Он качнул арбалетом, указывая. — Поторопись, я и так слишком долго ждал. Остальные остаются на месте. Я проткну первого, кто хотя бы шевельнётся. А ты, — он обращался к поднявшемуся на ноги Вадимиру, — отойди-ка на берег.

Вадимир послушно попятился. Мокрый Крысеныш, нахохлившись, уже сидел на одном из четырёх мостов. Глядел на всё происходящее со странно знакомым любопытством во взгляде. Девочка сделала ещё пару гребков и тоже навалилась животом на край, закинула ногу и тяжело перекатилась на спину. Сев, принялась убирать с лица мокрые пряди ярко-красных волос.

— Нет! — Марк и Клемент. Они оба закричали это, в один голос, едва я сделал ещё шаг.

Поглядели друг на друга удивлённо. Марк поднялся, выпустив страта, и тот выдохнул наконец свободно. Завозился, пытаясь встать на колени. Марк поднял его, как котёнка, за шкирку, и поставил на ноги.

— Ты не сможешь вернуться домой после этого, — сказал Марк, зажимая ладонью прокушенную кисть другой руки, — я ведь верно всё понимаю, гном? Ты хочешь уйти, забрав Ключ вместе с замком? Уйти туда же, куда ушли все твои сородичи?

— Всегда был сообразителен, — сказал мне Калкулюс, будто жаловался на Марка. — Именно из-за него я застрял тут на столько. Из-за него и из-за этих вот, — он кивнул на страта. — Трижды! Трижды начинался Путь, но они находили… находили и убивали Хранителя. Проклятые фанатики.

— Без Ключа никто не выйдет отсюда в любом случае, — сказал Клемент, тяжело дыша. Кажется, каждый вздох причинял ему боль. На губах выступала кровавая пена. Я подумал, что Марк, должно быть, сломал ему пару рёбер. — Если это лабиринт у города странников, то он завален. Наглухо. Мы не смогли пробраться внутрь, как ни пытались.

— Жаль, я не знал, — бросил Марк зло. — Как же вы собирали караваны в Накан?

— Точно так же, как собрали войска в твоём городе, — парировал страт, — городе, который ты обещался охранять. Небось, тоже не знал, что ты поклялся Орланду защищать ценой собственной жизни? Что именно?

Марк тихо покачал головой.

— Умный был. И осторожный. Не доверял никому. Мы так и не смогли убить его, — он усмехнулся, — до самой его смерти.

Марк вскинул удивлённый взгляд. Клемент смеялся тихонько, морщась от боли. Слёзы выступили на его глазах.

— Конечно же, он был Хранителем! Недаром век его правления стал золотым для этого мира… Нового Эрина, как назвали его вы.

Марк дёрнулся, как от пощёчины.

— Хватит, — оборвал их Калкулюс, — потом будете предаваться воспоминаниям. У вас будет уйма времени, чтобы наговориться. Действуй, — сказал он мне, и арбалет снова ткнулся Рокти между лопаток.

Я медленно двинулся дальше, пытаясь вспомнить, как именно я совершал переход. Я совершал его дважды. И если этот их древний король мог управлять своими способностями, значит, должен научиться и я.

За многие и многие лиги к северу, за городом странников, за мороком, наведённым над пустыней, за длинною лентою тракта, освещённый узкими, косо падающими сквозь нелатаную крышу лучами восходящего солнца, упал на бурый, в грязных потёках матрас горбун. Сердце билось у него где-то в глотке, грозя выскочить наружу. Он закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями.

Камень Алатырь. Прозрачный, как горный хрусталь. Сверкающий, как бриллиант. Источающий свой, внутренний свет. Он лежал там, в чаше. Такой огромный. Неохватный… Всего один.

Стон вырвался сквозь сцепленные до скрипа зубы. Горбун ударил кулаками в пол. Ещё и ещё. Услышал, как сыплется вниз, на второй этаж, древесная труха да забившийся меж досок мелкий мусор… Это помогло ему отвлечься, взять себя в руки. И принять решение.

Я бы обязательно научился отпирать эти чёртовы двери между мирами, переносить всех туда, сюда и обратно… если бы мне дали немного времени для тренировок.

Я шёл по узенькому мосту, понимая, что все мои попытки сдвинуть что-нибудь в окружающей реальности тщетны, когда, хлопнув вдруг крыльями, на яйцо приземлился ворон. «Кар-р-р-р!» — заорал он на меня, а потом вдруг затараторил скороговоркой непонятное, но жуткое настолько, что волосы встали дыбом. Клюв его, обитый сталью, был закрыт, отчего слова непонятного языка становились лишь жутче.

— Стреляй! — закричал Марк, сорвавшись с места, на ходу вынимая из ножен короткий гвардейский клинок. — Стреляй! — Он, кажется, кричал это Калкулюсу, предлагая стрелять… в ворона?

Метательный нож с едва слышным чавкающим звуком вошёл в тело птицы. Один. И ещё один. А она всё сидела верхом на яйце, впившись в него стальными когтями и не думая замолкать.

Странное чувство накатило вдруг. Будто меня пытались выпить через соломинку. Пошатнувшись, я отступил на шаг, согнулся в три погибели, опёрся ладонью о мост. Меня выворачивало наизнанку. Красные круги поплыли перед глазами. Казалось, я умру сейчас.

Горбун кричал, пытаясь вынуть душу из живого ещё тела. Пот градом катился со лба, его трясло. Ему казалось, что он умирает. Но у него был камень. Огромный, идеально огранённый камень. Камень Алатырь.

«Я обещал её брату позаботиться о ней» — вот и всё, что он сказал, увидев её. Ту, которая прошла за ним до самой столицы, терпела нужду и унижения, опустилась до того, что стала телохранителем. И здесь — под жалом арбалетного болта — она очутилась тоже благодаря ему. Она закусила губу, так велика была обида. Хотя с чего бы ей было обижаться на него? Чужака, пришедшего с той стороны, ни минуты не желавшего быть ей мужем? «Домой! Домой!» — только на это его и хватало, только этого он и хотел, едва очутившись здесь. Он и сейчас хотел этого, хотел исчезнуть, переместиться куда-нибудь подальше, а лучше всего — обратно, за грань, разделяющую их миры.

Она сморгнула набегающие слёзы. Оглянулась украдкой.

Рыжая девчонка тоже была здесь. Рокти вглядывалась до рези в глазах. Так, как умеет видеть только её народ. Эта девчонка тоже была ктраном. Почти взрослым ктраном. Ктраном-подростком. Рокти видела это совершенно ясно. Хотя бы ещё и потому, что здесь был её лесной брат. Волк лёг, рыча, прижав уши к голове. Он не знал, как очутился здесь. Ей стало жаль его. Но лишь на какое-то мгновение. Он тоже был предателем. Ренегатом, покинувшим свой клан.

Рокти понимала теперь, как мог ошибиться Никита, принимая эту рыжую за ребёнка. Она действительно была им. Где-то глубоко в душе оставалась маленькой девочкой — и это тоже было заметно. Ещё как заметно. Рокти казалось, что у неё двоится в глазах. Она будто видела их обеих — почти взрослую женщину и ребёнка — одновременно. Но затем, приглядевшись, поняла — нет. Всё-таки нет, не одновременно. Суть этого ктрана менялась в зависимости от того, к кому обращался её взгляд. Она была женщиной для Марка. Ребёнком — для своего волка. Вернее, хотела бы быть — Рокти оставалось только гадать, как каждый из них относится к ней на самом деле, — но не могла сделать окончательный выбор.