Николай Грубов - Человеческий предел

Они появились не скоро и не одни. С ними были вооруженные люди, которые молча вытащили меня из пещеры отшельника и загрузили на коня. Руки и ноги повисли по бокам лошади, привязали веревками и таким образом повезли. От боли я потерял сознание и очнулся уже в каком-то помещении от холода. Я был гол и ничем не прикрыт, но лежал не на полу, а на каком-то топчане. Комната была не большой, в ней стояли лишь две подобии кроватей, вернее скамьи и ничего более. Рядом никого не было, повязки, и одежда были сняты, и я опять стал себя осматривать. На ногах были не до конца зажившие рубцы и синяки, грудь хоть и болела, но не так как раньше, рана на плече была открыта и видимо, обработана мазью и йодом.

– Ну что же, не плохо на первый взгляд, вот одежду бы не помешало, хоть какую-нибудь, а то замерзну нафиг.

Сергей, проводя ладонью по телу, наткнулся на амулет.

– Странно, а амулет-то не сняли, значит, он им не знаком, но вызывает уважение. Но он не согревает к сожалению. Одежду, по всей видимости, решили постирать, а может просто выбросили, она вся провоняла, да и порвана была.

Небольшое оконце вверху пропускало немного света, который и позволил мне осмотреть свою камеру, которая мало чем отличалась от пещерки, где он находился ранее, только наличие топчанов вносило какое-то изменение.

Только к вечеру пришли два бабая, бородатые оба, одеты один в горник (утепленный комбинезон), другой в шальвар-камиз (национальная одежда).

– Нам пришлось отдать баче хороший бакшиш (подарок), много пайса (денег), теперь ты наш и мы с братом твои хозяева. Брат хороший хед (врач), он тебя подлечит, но только в том случае если ты согласен принять ислам. Если нет то лечить тебя никто не будет, подохнешь, как русская свинья, или отдадим тебя малиши (вооруженное бандформирование), они будут на тебе отрабатывать приемы дознания. Бача сказал, что ты хорошо говоришь на фарси и Коран знаешь, это так?

Молчать и делать бесстрашное лицо я не стал, я уже принял решение бороться за жизнь. Сейчас главное подлечиться, а там будет видно.

– Да я знаю фарси и таджикский, так как жил в семье таджиков, они взяли меня из детдома. Так как они мусульмане то и мне пришлось учить Коран, но никто особо не принуждал, даже обрезание мне не стали делать. Продолжить изучение Корана, я согласен, пригодится в жизни. Хоть я и был в разведгруппе, но был простым солдатом и ничего особого, что представляло бы интерес моджахедам, я не знаю.

– Нам и не надо никаких секретов, ты теперь наша собственность, ты раб наш и будешь делать то, что скажет тебе мой брат. Он духанщик и ему нужен работник, мусульманин, который будет работать за лепешку. Ты для нас просто как бы капитал, вложение денег. В любой момент можем тебя продать или подарить. Мы как видишь, тебя даже не бьем. Полечим, подкормим, а там видно будет. Мы не шурави, и пытать не будем. Просто учи Коран, стань мусульманином и все. Тебе легче, ты уже знаешь наш язык, немного Коран подучишь, и может быть, со временем, станешь свободным. Если сейчас попытаешься убежать, то убьем. Тебе понятны наши условия?

– Бали – бали (да, да) я все понял, мне бы, что-нибудь из одежды, а то хунуковато (холодно) тут у вас.

– Твою одежду оставили баче, а тебе сейчас принесут камиз (рубаха) и партуги (широкие штаны), а также Коран на языке шурави. Пока больной, будешь учить.

Они вышли из камеры и через некоторое время принесли одежду, но помогать одеться никто не стал, и мне стоило больших усилий кое-как натянуть штаны, рубаху же просто стал использовать как легкое одеяло. Одеть её я при всем желании самостоятельно ещё не мог.

Время тянулось медленно, врач приходил раз в три дня, делал перевязки, проверял выученные аяты Корана и уходил. Кормили, какими то овощными отбросами, сваренными в мясном бульоне, два раза в день. Выздоравливающий организм требовал пищи и мне, несмотря на отвращение при виде той бурды, что приносили, приходилось это есть. У меня была цель – встать на ноги. Не просто чтобы сходить в туалет, а чтобы можно было свободно двигаться на своих двоих. Но в настоящий момент это давалось с большим трудом. Хоть горшок и стоял рядом, но сделать это удавалось не сразу, только в несколько этапов. Тем не менее, уже через две недели я стал вставать более уверенно и вскоре мог уже ходить, держась за стенку.

Никто меня не бил, не пытал, никакие «секреты» душманов не интересовали. Только проверка, как в школе, выучил или нет заданный урок. Меня эта неопределенность напрягала и в то же время радовала. Больным и слабым я не смогу убежать, а решение убежать с каждым днем укреплялось и укреплялось. Быть рабом какого-то духанщика меня не прельщало. Но для того чтобы сбежать, надо хоть чуть-чуть знать, где находишься. По горам мне уже приходилось ходить, за последнее время от только и делал что бегал по горам да и его подготовка по выживанию в горах что-то значила. Просто нужно немного подождать. В таком состоянии далеко не уйдешь, тем более что в зимнее время в горах очень трудно выжить. Снег и здесь снег, а мороз он и в Африке мороз.

Я стал усиленно готовиться. Само собой в первую очередь – окрепнуть физически. Постоянные тренировки в разработке мышц рук и ног, ходьба по камере. Сначала с большим трудом, потом все более уверенно я передвигался по комнате, приседал, пытался отжиматься и делать другие физические упражнения. Мне приходилось скрывать от своих хозяев свои успехи. Они хоть и знали, что в таком состоянии я никуда не сбегу, тем не менее, закрывали комнату на замок, и это помогало мне при их появлении заранее принять горизонтальное положение на топчане. Тяжелое дыхание и красное лицо после тренировок, было очень кстати, способствовало уверенности у них, что я еще болен и продолжали меня лечить.

Я понимал, что долго так продолжаться не может, когда – никогда, но они его заставят встать на ноги. Тем не менее, продолжал изображать из себя неходячего больного, и пока это удавалось. Изучение Корана тоже продвигалось, я этому не противился. Любое знание на пользу, знать Коран и понимать его всегда может пригодиться. Примером для меня служил инструктор по выживанию в школе снайперов, который прожил в Афганистане около десяти лет на нелегальном положении, и если бы не провал связника, то может и сейчас, был бы где-то здесь. Многому у него курсанты научились, особенно в изучении быта и языка.

Например, такие нюансы, как не прощение нанесенной обиды вплоть до «око за око, зуб за зуб, кровь за кровь», причем эта обида может передаваться из поколения в поколение, пока не будет смыта кровью обидчика. Даже шутки здесь специфические, и можно невзначай обидеть человека даже и, не заметив. Другой афганец, хоть и не подаст вида, но затаит на тебя кровную обиду, особенно если эта шутка касается интимных вопросов.