Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – штатгалтер

Сэр Жерар принес бумаги на подпись, я жестом велел оставить на столе, не переставая прикидывать все варианты так и эдак, просеял всю древнюю историю того периода через крупное сито, потом через мелкое. Отдельные фрагменты событий просмотрел вообще через лупу, но только разозлился на себя за такую все же мелочность. То, что так разозлило ангелов, да еще по обе стороны баррикады, должно быть чем-то очень заметным!

Ангелы вообще едва замечают человека, напомнил я себе, а уж в его истории разбираться не будут точно. Произойти должно нечто такое, что заденет прямо или косвенно их лично. Лучше всего, если прямо...

Появление христианства пару раз надоедливо проскользнуло перед мысленным взором, но я досадливо отбрасывал такую дурость, это должно укреплять, а не...

Я хлопнул себя по лбу, стараясь припечатать мелькнувшую мысль, и вроде бы прищемил ей кончик, не убежала, а пока визжала и отчаянно дергалась, я изо всех сил старался сообразить, что же такого принесло христианство в мир, что могло оскорбить ангелов как на одной стороне, так и на другой.

В коридоре прозвучали шаги, я со своей чувствительностью улавливаю через любые толстые двери, даже понял, что это сэр Жерар.

Вошел он вроде бы все так же ровно и сдержанно, настоящий государственный секретарь, но я уловил распространяющуюся от него ауру, никогда бы не подумал, что употреблю такое гадкое и ненаучное слово, ауру тревоги.

— Сэр Жерар?

Он поклонился.

— Ваше Величество, — произнес он почти чопорно, — очень уж у вас хорошая собачка. Просто отменная, не побоюсь сказать.

— Что, — поинтересовался я, — опять что-то из кухни сперла?

Он покачал головой.

— Да пусть тащит. Особенно теперь.

— А что случилось?

Он посмотрел очень внимательно.

— Ваш пес набросился на одного из придворных и... растерзал. Правда, никто не мог вспомнить, кто этот человек и как он очутился в нижнем зале дворца.

Я сказал встревоженно:

— Расследование провели? Вообще-то Бобик на людей не бросается!

Он наклонил голову.

— Мудрое уточнение, Ваше Величество. Мудрое. Вы, как всегда, сразу в корень. Или в яблочко.

— Ну-ну, — поторопил я.

— То был не человек, — сообщил он. — Потому расследование пошло по другому пути. Кто пропустил, почему пропустил, кто помог... А с собачки все обвинения сняты. Напротив, теперь все стараются с нею подружиться.

— А Бобик этим воспользоваться еще как сумеет, — договорил я. — Кем оказался тот чужак? Оборотень?

— Да, — ответил он, — но не простой, а наполовину как бы нежить. Его труп начал таять, как всегда с убитой нежитью, но кости остались. Нечеловеческие это кости, Ваше Величество! И череп, как у зверя. Ваши маги уже утащили к себе. Будут, как они сказали, исследовать. Барон Эйц рвет и мечет, а когда двое магов предложили помочь в охране, впервые согласился. Чует, что готовится что-то очень опасное. Сам утроил охрану и от помощи перестал отказываться.

— Он взрослый, — сказал я. — Из-за ущемленного самолюбия не даст нанести ущерб делу. Что-то еще?

— Мелочи, — ответил он, — разбираем сами.

— Спасибо, сэр Жерар! — сказал я. — Насчет охраны учту.

Он поклонился и отбыл, а я стиснул ладонями виски и сказал себе с нажимом: давай разбираться медленно и без спешки, нельзя упускать ни единой мелочи. Оборотень, что не совсем оборотень, а полуне-жить — это ерунда, давай разберемся с той блеснувшей идеей насчет христианства.

Как многозначительно говорят считающие себя умниками, дьявол кроется в мелочах. Если копаться в них, то лучше начать с появления Иисуса, который сперва пытался реформировать иудаизм, как потом пытался Лютер с католицизмом, но у обоих не получилось, и обоим пришлось создать собственные ответвления официальных вероучений, а те потом переросли в самостоятельные течения, даже религии.

Лютер намного позже, а вот явление Иисуса примерно совпадает с началом нового недовольства ангелов, хотя и не точно. Они вроде бы начали скрежетать несуществующими зубами чуточку позже. Ну да, уже после того, как учение Христа окрепло, выдержало гонения римских императоров и стало государственной религией в Риме, а затем пошло мощно шириться во все стороны.

Я стукнул себя кулаком по лбу. Если триггер недовольства — учение Христа, то чем же вызвана неприязнь ангелов к человеку? Христианство гораздо чище, выше и совершеннее всех предыдущих, будь это язычество или даже просвещенный зороастризм...

Вроде бы все должно быть наоборот, ангелы должны бы приветствовать появление Христа... Или что?

Блин, насколько же проще действовать мечом, а не мозгами! Догнал, прыгнул, ударил. Догнал, прыгнул, ударил. Догнал, принял удар его меча на щит, а его самого по дурной голове со всего размаха!.. Эффектно, красиво, зримо. И без такого напряга, как сейчас, когда череп трещит, словно молотом получаю удар за ударом, а действия нет, потому как-то не то..

Что же произошло, что произошло...

Сэр Жерар появился на пороге, я вскинул голову и уставился на него непонимающим взглядом.

— Что? Маркус?

— Нет, — ответил он, — пока только граф Гуммельсберг.

— Эта катастрофа поменьше, — согласился я. — До особого распоряжения его пропускать всегда, не испрашивая моего разрешения. Так мы сведем церемонии почти к минимуму.

— Составите список? — поинтересовался он. — Коротенький, на полдюжины имен, не больше?

— Составлю, — согласился я, потом отмахнулся: — Делайте сами, вы же всех знаете. Потом кого-то вычеркну, кого-то добавлю.

Он удалился, Альбрехт вошел быстрый, моложавый, разодетый в пух и прах, и настолько собранный, что выглядит чуть ли не моложе меня. В серых глазах тот же суровый юмор успевшего повидать мир человека, очень неглупого, быстро все схватывающего и оценивающего точно и правильно.

— Ваше Величество! — сказал он, сокращая ритуал, и, сорвав с головы немыслимой расцветки шляпу, помахал ею над носком выставленного вперед сапога.

— Дорогой друг, — сказал я тепло, — как там вдалеке от Геннегау?

— Мы прошли до самой стены, отгораживающей Вестготию. Во всем королевстве осталось не больше дюжины лордов, что заперлись в крепостях и готовы дать отпор. Не знаю, на что и надеются.

— Погибнуть непокоренными, — ответил я.

Он взглянул остро.

— С прилетом Маркуса?

— Да, — сказал я. — Все-таки хоть какое-то удовлетворение. Не сдались, дескать... Шляпу можете положить в это кресло.

— Они уверены в своей правоте! — ответил он, посмотрел на шляпу, но в кресло положить не решился, король по благородной рассеянности может сесть с размаху.

— Мало быть правым, — ответил я. — Надо быть правым вовремя.

— Ваше Величество?

— Когда победим Маркуа... Граф, не смотрите так.