Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – штатгалтер

— Ваше Величество?

— Я что, — спросил я недовольно, — похож на привидение?

— Нет-нет, — сказал он быстро, — просто я услышал, кто-то чихнул там наверху!

— Я тоже слышал, — подтвердил я. — Потому и полез туда проверить лично. Никто не смеет чихать вот так нагло! Вдруг он на мой режим чихать изволит?

Он спросил в страхе:

— Но что... так может чихать? Там же все закрыто!

Я посмотрел надменно.

— Ну не я же это чихал!.. Короли не чихают просто так. Не королевское это дело чихать. Если бы мне положили на стол для подписания проект о свободе, равенстве и братстве, тогда да, я бы чихнул на это громко и с великим удовольствием, а так не положено. Хотя, конечно, чихать в моем королевстве никому и нигде не возбраняется. Чихают и мужики, и полицмейстеры, и даже иногда тайные советники, как заметил мудро один врач, более известный как великий бард. Все чихают! Но не короли.

Он замер на месте, повинуясь моему властному жесту, а я спустился ниже, паутины вроде бы не тащу на себе, объясняться не придется.

Через несколько минут я уже прошел через два верхних зала, стража в коридоре вздрагивает и вытягивается, провожая меня выпученными глазами. Ничего, скоро привыкнут.

В свой кабинет пройти непросто, сперва стража, потом слуги, затем приемная, где в дальнем уголке сэр Жерар принимает двух купеческого вида господ.

Увидев меня, в лице не изменился, но явно как-то среагировал, купцы обернулись испуганно и едва не повалились в ноги.

— Тихо, — сказал я милостиво, — все в порядке и под контролем. А что не под контролем, то можно в расход. Королевство должно чувствовать твердую руку, как кони чуют вожжи, а корабль — штурвал.

И, не отвечая на поклоны, зашел в кабинет и закрыл за собой дверь. Наверное, есть во мне что-то цыганское: до сих пор не заимел собственного дворца, скитаюсь, как бродячая собака, но везде чувствую себя сносно, везде почти родня, мы же все от Адама.

Сэр Жерар вошел степенно, поклонился чуть-чуть, более чем сдержанно.

— С возвращением, Ваше Величество.

Я изумился:

— Что, я куда-то отлучался?

— Да как вам сказать, — ответил он дипломатично, — не на десяток лет, правда, но как-то заметно. Даже, я бы скромно отметил, очень многим заметно.

— Это потому что я такая заметная личность, — согласился я. — Другой на сто лет исчезнет, и ничего, а мне вон какое внимание... Что-то за это время произошло?

Он ответил ровным голосом:

— Вы отсутствовали, Ваше Величество, что могло произойти? Ни пожаров, ни наводнений, даже дождь из лягушек выпал совсем слабый.

— Дождь из лягушек?

Он ответил бесстрастно:

— Да, здесь такое бывает частенько.

— Слава богу, — сказал я, — хоть в этом меня не обвинят. А что из лягушек... Лишь бы не из жаб.

— Жаб столько не наберется, — пояснил он, — а лягушек может поднять ветром в любом озере вместе с водой. Сейчас о вашем возвращении прокатится весть по дворцу, потом по городу... Прием устраивать будете?

— Не сейчас, — ответил я. — Я тут пока отсутствовал... на королевской охоте, кое-что измыслил. Не знаю зачем, но измыслил. Так что сейчас в одиночестве дошлифую, а вы там пока сами разруливайте. Хорошо?

Он величаво поклонился.

— Как прикажете, Ваше Величество. У нас все тихо и спокойно, мыслите мирно.

Он ушел, я в бессилии сжал челюсти. Ну что я пытаюсь навязать им всем свое отношение к миру и жизни? Так быстро ничего не делается. Даже я время от времени забываю о Маркусе, занятый сегодняшними проблемами, а эти люди так и вовсе твердо знают, что все в руке Господа, ни один листок не упадет с дерева без его позволения, потому нужно просто жить и не ломать голову над сложными проблемами бытия. Для решения проблем создаются монастыри, где монахи стараются за все человечество разобраться, как оно все устроено и почему все так, а не иначе.

Я с усилием поднял голову, чувствуя, как тяжелый небосвод ощутимо давит на затылок и плечи. На темнеющем небе жутко и страшно горит налитым кровью глазом багровый диск. Уже не точка, как месяц тому, и не крохотный кружок, как две недели назад.

— Что же ты такое, — прошептал я в бессилии, — что же ты за дрянь...

За спиной послышались цокающие металлическими подковками сапоги, я узнал по ритму шагов барона Эйца, начальника дворцовой стражи, что следует за мной всюду еще из Армландии.

— Проветриться вышли, Ваше Величество? — спросил он деловым голосом. — А как хорошо вернуться, верно? Прекрасный город, прекрасное королевство...

Я стиснул челюсти, на миг перед глазами возникла страшная картина, как все это рушится, дворец рассыпается в пыль, горы превращаются в груды щебня, из разломов земной коры под высоким давлением бьет вода, заливая уже разрушенные города...

— Да, — ответил я хриплым голосом. — Хорошо жить, верно?

Он взглянул на мое лицо, удивленный странным тоном, посерьезнел, некоторое время молчал и тоже поглядывал на красный диск в небе.

— Жить вообще-то хорошо, — произнес он со вздохом. — Даже в пастухи бы пошел...

— От Маркуса нигде не спрятаться, — напомнил я.

— Сволочь, — проговорил он. — Ничего, только бы удалось посадить его там, где вы указываете...

— Попытаемся.

— Все костьми ляжем, — заверил он, — и его заставим кровью умыться.

— Еще как заставим, — сказал я мрачно. — Кто идет за шерстью, вернется стриженым.

— Ваше Величество, — сказал он с непривычной мольбой для его всегда сурового голоса, — вы сумеете! У вас получится. А мы все за вами пойдем!.. Даже те, кто сейчас вам враг.

— Хорошо бы, — пробормотал я, — общий враг объединяет... Ладно, сэр Торрекс, до новых указаний, нужно всем держаться так, словно никакого Маркуса нет!.. Может быть, Создатель просто проверяет нас этим зловещим знамением? Желает посмотреть, как будем вести себя перед лицом неминуемой гибели?

Он криво улыбнулся.

— Будет разочарован. Люди живут, будто ничего не происходит и не случится.

— Самое мудрое, — пробормотал я.

— Это поневоле...

— Мудрость поневоле, — согласился я. — Что толку бегать и рвать на себе волосы, если ничего не изменить? Остается только сказать себе, что все так и задумано, все по плану, Господь знает, что делает...

Он перекрестился.

— Уповаем на Господа.

— А Он, возможно, — ответил я, — все еще уповает на нас. Хотя, возможно, уже перестал.

— Неисповедимы пути и мысли Господа, — сказал он.

— Аминь, — ответил я и, не перекрестившись, Господу оно надо, пошел обратно.

Придворные опасливо и с надеждой кланяются, я научился отвечать автоматически, думая о другом. А что ответил одному и не заметил поклон другого, не так и страшно, пора им понять, что в бесконечной королевской мудрости и занятости какие-то мелочи упускаю не потому, что кого-то хочу обидеть, а потому что в самом деле мелочи, а я человек не мелочный.