Алексей Рюриков - В БЕЗДНЕ ВРЕМЕН. ИГРА НА ОПЕРЕЖЕНИЕ

- Звучит недурственно - кивнул уголовный. Он тоже стремительно крутил в мозгу варианты действий, и также как соперник, старался не показывать направления мысли:

- Банк российский?

- Зачем же? - удивился полковник. Швейцария, имеется отделение в Петербурге. Я играю честно.

- И какой?

- А-андрей Афанасьевич - протянул Гумилев, плавным, не настораживающим движением разводя перед собой ладони. Вот судите сами: скажи я все, и кто вам помешает пристрелить бывшего коллегу, да и уйти себе? Вас ведь к тому же наверняка страхуют, правильно? Тогда как я тут один, ситуация требует. Вы же понимаете, мы…

Он в первый раз за время разговора употребил слово "мы", намекая на причастность к группе. До этого Гумилев сознательно вел речь от себя, не напрягая разрабатываемого воспоминаниями о Коттене, и вырабатывая доверие лично к себе, втягивая в разговор, создавая впечатление почти частной беседы.

- Так вот, мы - продолжил он, - не можем поставить в известность лишних людей. Нам оповещение о подобных переговорах совершенно не нужно, вы ведь понимаете?

- Разумеется - кивнул урка ухмыльнувшись. А вот я в этом вопросе человек вольный, не находите?

- Нахожу - согласился Николай Степанович, неспешно отодвинулся от парапета, встал прямо напротив Флеша, боком к Неве, и заговорил жестче:

- Только не стоит нас шантажировать, Андрей Афанасьевич. При любом раскладе, попав в полицию или к нам - вы до показаний не доживете. Тут ведь и мы, и ваш нынешний покровитель, цели единые преследовать будем. Вы - агент. И за ваш счет генералы - тут он пристально взглянул на Дубинина, но тот на упоминание звания никак не отреагировал, и пришлось продолжить: генералы между собою договорятся.

Разговоры ваши после ареста никому не нужны будут, согласны? Ну вот. А на воле вы фигура для комбинации любопытная. Хоть для меня, хоть для… Александра Павловича.

Имя-отчество заместителя начальника Корпуса, полковник сознательно упомянул внезапно, внимательно ловя реакцию Флеша. И сыщик не прогадал - Дубинин не удивившись, ответил тяжелым, застывшим взглядом.

"Точно, Мартынов! - мелькнула мысль у полковника. Попал, похоже".

В подозрениях Гумилева генерал Мартынов изначально стоял впереди начальника Корпуса, Глобачева. Последний, несмотря на высокое кресло, а вернее даже, именно в силу своего положения, имел куда меньше возможностей для личных секретных операций.

Он тут же отметил у человека напротив внезапную подобранность готового к прыжку хищника, и тоже напрягся:

"Правда, судя по его виду, кажется, господин Флеш собирается меня догадливого, на небеса отправить? Что ж тебе сказать-то, такому нервному? Ага…"

Николай Степанович снова демонстративно развел ладони, всем видом показывая свою беззащитность и отсутствие опасности, и добавил:

- Но вы же понимаете, знать - это одно. А вот доказать… да и главное от меня сокрыто - цель операции.

- И все же - как вы планируете обмен? - вернулся к прежнему вопросу Дубинин.

- Паспорт я отдам вам сейчас. В обмен на некоторые устные разъяснения о цели вашего освобождения. Название банка и номер счета сообщу после передачи доказательств участия упомянутой мною особы в вашем побеге, либо - подготовки вашей акции. После этого вы уходите за кордон и при пересечении границы передаете мне вторую часть доказательств.

- Угу - кивнул урка. А после передачи, на границе меня валит особая команда.

- Ваши предложения?

- Паспорт сейчас, банк и счет - тоже.

Гумилев пожал плечами:

- Вы же понимаете, что дать в розыск этот паспорт - дело недолгое. Вам нужно окно и деньги, не так ли? А нам нужно разобраться с гнилью внутри своего ведомства. Это для Охранного важнее, чем сбежавший уголовник.

- С гнилью? - ощерился Флеш. Вас послал Коттен, верно?

- Несомненно.

"Сейчас начнет Фридриховича разоблачать - угадал полковник. Тоже мне, борец за справедливость".

Он не ошибся. Дубинин, взбешенный невозмутимостью собеседника, заговорил:

- Эти деньги - ну мои, с налетов. Они куда пропали, по-вашему, а? Не знаю, что вам Коттен сказал, но деньги эти он украл! Да-да, украл. Я и так собирался завязать, перевести финалы 3) за кордон и свалить. Генерал обещал помочь с переводом, там было сто восемьдесят тысяч - сумма не малая. А взамен того - смазал капиталы, а меня сдал сыскным. Я ведь молчал, ждал - вдруг ошибка, поможет. Ан нет! Вы что, думали, Коттен деньги на операции охранки пустил? Как же!

Он нервно мотнул головой, и продолжил:

- А акция - что ж, скажу. Меня вытащили, чтобы я сделал княгиню Ольгу.

- Ольгу Николаевну? - переспросил, насторожившись, Гумилев. Дочь государя?

- Да, ее.

"Похоже - холодно подумал Николай Степанович. Она сейчас после императора и наследника - самое, пожалуй, значительное лицо в семье. Если государь при смерти… ее устранение простор для игр открывает, широкий простор…"

- И как должно было проходить покушение?

- А вот это - вновь ухмыльнулся Дубинин, - самое интересное. Впрочем, паспорт давайте.

- Пожалуйста - полковник медленно отогнал полу пальто, неспешно достал паспорт и передал убийце. Итак?

- Покушение спланировал еще Коттен, как раз два года назад - заявил, пролистав одной рукой документ Флеш. Но тогда это была инсценировка, подставного исполнителя должна была взять охранка. Ваш начальник желал повысить финансирование департамента, знаете ли.

"М-да - отметил контрразведчик про себя. Знал, что дело грязное, но не настолько".

И тут же поразился экспансивности Дубинина:

"Он что, удивить меня хочет? Тоже мне, пророк каторжный. Судейкин, "отец" нашего богохранимого ведомства, со своим провокатором Дегаевым полста лет назад еще убийство премьера задумывали. А уж Фридрихович ангелом и не был никогда, это я и без бандитов знаю".

Хотя, как всегда, когда он сталкивался с присущей политической полиции империи грязью, ему стало противно.

"Работа такая - тут же одернул он себя. В белых перчатках в дерьме не копаются. Что там генерал задумывал - то сейчас не узнаешь, он простых, без второго-третьего смысла комбинаций уж лет пятнадцать не играл. А деньги… гм, грешен его высокоблагородие, грешен".

Сам полковник по службе не злоупотреблял, и к финансовым прегрешениям коллег относился брезгливо, но без фанатичной ненависти. Спокойно относился, за почти два десятка лет в Корпусе он вообще на многое стал смотреть философски. Профессионал, он прекрасно осознавал, что искоренить все зло в мире - задача непосильная. Зло можно было, тем не менее, приуменьшить… и начать следовало с самого откровенного. Вот тех, кто брал взятки, прикрывая дела, или передавал бомбистам сведения - вот таких не любил, и норовил устроить подобным господам трибунал, это да. А уж тут…