Александр Дорофеев - Мексиканский для начинающих

— Глаз Моктесумы изумрудный, — заметил Василий.

— Что-оо?! — подскочила Шурочка. — О чем ты?!

— Читал где-то, — удивился Василий, — что глаза у него зеленые были.

Шурочка быстро заговорила с Пако по-испански, и тот из-под треугольного лобика неожиданно цепко, гипнотически, как тореро на быка, поглядел на Василия. «Зря не боднул!» — жалел Василий остаток вечера.

Ранним мексиканским утром выехали они из города и поднимались все выше и выше, в горы, имя которым Сьерра-Мадре.

Пако вел машину, не сбавляя скорости на поворотах. В бирюзовом костюме он был особенно хорош. И глаза горели, как фары дальнего света, весело и уверенно, будто он отрезвлял алкоголика или производил операцию на чьем-либо незавидном носу.

— Странно, — сказал Василий. — Хирург, нарколог, а работает простым гидом.

— Я тоже удивлялась, — согласилась Шурочка. — Но Пако так влюблен в свою страну! Он считает, что немногочисленные пьяницы только дополняют ее красоты, как, впрочем, и люди с дефектами лица. Все это наше сокровище, говорит, и не желает усредненности. И я его понимаю…

Время от времени город открывался далеко внизу, будто летели на самолете. По обочине дымили здоровенные котлы и жаровни, где варили кукурузу и запекали форель. А впереди внезапно, вроде из кулис, выросли в небесной синеве две огромные конические горы. Одна дымила, подобно кукурузному котлу, другая же просто тихо сияла снежной вершиной, как-то по-женски, успокоительно. Хотя дух замирал от первобытной мощи. В громадной неподвижности ощущалась космическая сила, которая заставляет шагать гору и подпрыгивать твердь земную.

— Наши! — гордо сказал Пако, как если бы представлял членов семейства. — Попокатепетль — Дымящая гора. Истаксиуатль — Белая женщина.

Парочка завораживала. Как все пред ними мелко. Домики, машины, людишки и городишки. Все тлен, и вечны лишь они — вулканы. «То, что уходит, оставаясь», — вспомнил Василий загадку Кецалькоатля. Нет, это дребедень — вулканы не уходят, — еще бы не хватало! — они всегда на месте. Ну извергнутся. Выйдут из себя. Но это не ответ на загадку.

— Голова Попо вздымается почти на пять с половиной тысяч метров! — указал Пако на дымящую вершину обеими руками, так что машина некоторое время мчалась по своей прихоти. — А у Исты, помимо головы, есть шея, ноги, волосы, даже серьги в ушах, — полноценная сеньора. Но самая высокая ее точка — грудь! Пять тысяч триста! — И он поглядел на Шурочку, как бы сравнивая размеры. Она же добросовестно переводила Василию не только то, что говорил Пако, но даже взгляд его, в чем скрывался, конечно, некий умысел.

— Я совершил множество восхождений на грудь Белой женщины, — продолжал Пако. — Это наслаждение! Будь я Попо, не торчал бы рядом под парами, а рухнул бы давно в ее объятия. Конехо! — воскликнул, резко тормозя.

Кролик — конехо — неторопливо перебегал дорогу. Машину занесло так, что душа Василия горестно охнула, зато дух Илий, как ни в чем не бывало, произнес:

— Так интересен здешний мир флоры и фауны — ацтекский плотник и серая лиса, прыгостенный троглодит и белохвостый олень, мексиканский мушкетер и койот, не говоря о кроликах. Отлучусь, с вашего позволения. В кратер загляну. Не скучайте, адьос! — И порхнул в приоткрытое окно.

Внезапное торможение, пятитысячники грудей, отбытие духа привели Ваську в смятение.

— Напугался что ли, дурачок? — спросила Шурочка и достала серебряную треугольную флягу с зеленым камнем в виде глаза.

— За кролика! — ответил Васька, прихлебывая виски. И если это был тост, то произнесенный очень кстати. Кролик Точтли — Бог пьянства и разгула — живо откликнулся и явился, заняв место отсутствующего духа.

Васька не отрывался от фляжки, пока не опустели все три угла, а зеленый глаз прищурился. Уже вулканы скрылись в небесной дымке, но образ их не отставал.

— Шуреночка! — припал Васька к плечу. — Ты моя белая женщина Иста, и у тебя лучшая в мире грудь!

— Откуда знаешь? — игриво вопрошала Шурочка. — У меня же не пятитысячный размер.

— Знаю — уверен! — он попытался измерить пядью грудь, но Шурочка чуть ускользнула, оставаясь в то же время так близко, рядом.

— То, что уходит, оставаясь! — сообразил Васька. — Женская грудь! И вся отгадка.

— Ты, дорогой, горяч, как вулкан. Не называть ли тебя Попо? — И она прислонилась щекой к его щеке.

— Кстати, амигос, — вмешался Пако. — Кое-что о Попо. В начале прошлого века энтузиасты сельского хозяйства решили добыть из кратера вулканический пепел для удобрения садов, полей и огородов. На вершину поднялась группа из двадцати человек. Заложили динамит, рванули. Увы, вулкан откликнулся мощным извержением, сгубив участников операции. Плохи шутки с Попо!

— А со мною можешь! — разрешил Васька. — Шути! Только динамита не закладывай. А, к примеру, текилу или пульке — валяй, не обижусь…

— Клиент в хорошей форме, — добавила Шурочка по-испански.

— Прекрасно! — кивнул Пако, давя педаль, — поддерживай, и все устроится, как нельзя лучше.

Машина вылетела на неимоверно прямую автостраду, прорезавшую горы Сьерра-Мадре, перемахивавшую ущелья и каньоны, летящую мимо кактусов, напоминавших храмовые органы, мимо-мимо, мимо — ко второй вершине серебряного треугольника городу Акапулько, омываемому водами условно Тихого океана.

Когда на свет Божий является дитя человеческое, в тот же миг рождается какой-нибудь зверушка и на всю жизнь связаны их судьбы.

Васька Прун родился вместе с кроликом Точтли. Они были, как говорится, на короткой ноге. Бог пьянства и распутства без труда мог свернуть Ваську с пути истинного. Хотя кто с уверенностью отличит истинный от ложного? Это дело потяжелее, чем разобраться в опятах. Шаг влево, шаг вправо…

Слева и справа от дороги стройными рядами шли корабельные пальмы. Ваське казалось, что крепкие стволы подрагивают в любовном напряжении, извергая взрывообразно ажурную крону.

Уже тихоокеанский воздух дурманил голову, и Васька возбудился всем организмом, один из членов которого затвердел, как кокосовая пальма.

Чудилось, в легкой тени пальмовых рощ мелькают нагие нимфы, наяды и особенно пальмейры. То тут, то там высверкивали округлые, как грейпфрут, величины и достоинства.

— Шурочка, разобьем бивуак! На всю оставшуюся жизнь!

— Чего он хочет? — вмешался Пако. — Пипи или попо?

— Думаю, меня, — оживилась Шурочка. — В завуалированной форме. Под пальмой.

— О! — воскликнул Пако. — Губа не дура, как говорили в городе Теночтитлан. Амор под пальмой в традициях древних ацтеков. Пальма — стимулятор. Есть тысяча способов под пальмой! Но один, высочайший, — в кроне! В гнезде священной птицы пито. Будет время — проведу экскурсию.