Александр Дорофеев - Мексиканский для начинающих
- Название:Мексиканский для начинающих
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:АСТ, Астрель
- Год:2008
- Город:Москва
- ISBN:978-5-17-048163-7, 978-5-271-18681-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Дорофеев - Мексиканский для начинающих краткое содержание
Мексиканский для начинающих - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Шурочка прикрыла глаза и влажной, как океанский воздух, ладонью провела по Васькиной щеке. Это было неизбывно-нежное прикосновение пальмового листа. Васька живо представил себя здоровенным чешуйчатым стволом, проникающим в трепетную крону.
— Ах! — выдохнула Шурочка, — скоро мы достигнем бивуака, где пальмы, пальмы, пальмы…
Телепортация
Из сложных слов, имеющих началом «теле», наиболее привлекательно — телепортация. Наукообразность смягчена простым составляющим — порты. И, вытесняя телегу, телепортация утверждается в русском языке и быту. Мгновенное перемещение в пространстве становится заурядным. Путешествие из Петербурга в Москву бывало раньше событием, подчас литературным. Теперь же человек присядет на Гоголевском бульваре и, моргнув, обнаруживает Царское, к примеру, село. А собачка тоскливо воет, привязанная к скамейке. Кто знает, какие тут силовые потоки действуют…
В Мексику телепортируются особенно часто. В середине шестнадцатого века филиппинский стражник очутился у подножия пирамиды Солнца. За миг до этого, как выяснилось на допросе, он прохаживался по крепостной стене в Маниле. Через три десятилетия русский боярин возник меж кактусов агавы. Исторические хроники упоминают, что в руке его была намертво зажата куриная ножка. Судьбы телепортированных складывались по-разному. Боярин не прижился, тосковал, чахнул и вскорости, не покладая ножки, мумифицировался. Зато некий француз по имени Хосе де ла Борда, припортированный на заре восемнадцатого, так преуспел, что стал богатейшей персоной континента.
Последний случай отмечен в шестидесятые годы прошлого столетия. Супружеская пара из Бразилии проснулась посреди футбольного поля стадиона Ацтека, где до сих пор пытаются произрасти какие-то амазонские злаки.
Характерные черты телепортации — стремительность, внезапность и отсутствие свободы выбора. Может, человек хотел в Тулу. А его закидывают в Акапулько.
Васька давно ощущал телепортированность. Неведомые силы хватали за шиворот и перемещали с дикой скоростью, куда хотели. То и дело! Впрочем, известно, человек под градусом особенно подвержен.
Автор этих строк однажды чудесным розовым утром нашел себя в городе Сухуми у фонтана, посреди которого безмолвно, точно цапля, стоял маленький, зеленый Феликс Эдмундович в телогрейке на плечах.
Потрясение было, потому что за миг до этого тот же автор, утепленный телогрейкой, пребывал в московской рюмочной рядом с площадью большого в шинели.
О Боже, сколько раз мы закрываем и открываем глаза! А это не безобидный процесс — постоянно рискуешь потерять или обнаружить нечто. Свиное рыло на соседней подушке или черную повсеместную дыру. Да, страшно-страшно порою отворять.
И Васька не решался. Он понимал, что где-то лежит. И, кажется, голый. Что-то ласково грело и обдувало. Имелся приятный шелест, влажные всплески и отдаленные девичьи голоса. Все располагало к открытию. Лишь одно удерживало — под ухом раздавался храп с французским акцентом, причем знакомый.
«Нет, — размышлял Васька, — Шурочка не способна. Она спит, как колибри. Может, Пако? Но французский акцент!»
Конечно, немыслимо разобраться в принадлежности храпа с закрытыми глазами.
Холодея от предчувствий, Васька приоткрыл окна души, стараясь выглядывать понезаметней, и увидел на расстоянии ладони грубовулканический материк Сероштанова.
— Мать моя грешница! — невольно вскрикнул он, и материк подскочил, прижимая к груди бутылку «Кубанской».
— Васек проснулся! А я караулю! Вот приберег, — скалистым зубом он сорвал бескозырку и быстро наполнил два стакана, прикопанные в песке. — Ничего, что теплая. Зато родная!
Видно, Сероштанов долго загорал, обнимая бутылку. На груди его остался четкий силуэт и даже проглядывал красноватый казак в черной папахе.
Помимо собственных сорока водка нагрелась еще до пятидесяти и быстро настроила на сердечную беседу.
Они сидели на пляже под пальмовыми грибками. Красная голова Цонтемока утопала в тихоокеанской пучине среди белых парусов и круизных теплоходов. Разноцветные рыбки толклись у прибрежных камней. Со скалы, увенчанной голубым дворцом, низвергался водопад, через который время от времени перекидывались радужные мостики. Средь банановых гроздей порхали райские птички, и красногрудые попугаи в просторных клетках хором пели церковные гимны.
Что может быть прекраснее тропического вечера? Разве что тропическая «кубанская».
— Где мы? — спросил Васька.
Сероштанов махнул рукой:
— Да-а-а, в Акапулько — эка! Ты вспомни нашу коммуналку! Хорошо жили! — и он всхлипнул, что было странно для его скалистых пород. — Тетя Буня! А Худюковы с Гадецкими? Падлы, конечно. А душа теплеет.
Незаметно Сероштанов перешел на французский:
— Тоскую я, Васек. Телепортировался в Канаду. Лес валю кленовый. Валю и тоскую. С тоски за десятерых. Вышел в передовики — путевочку! Как у нас в прошлом. А с коммуналками плохо! Всяк в своей норе!
— Удивительно, — сказал Васька, — но я твой французский понимаю.
— Эх, Васек! — обнял его Сероштанов. — Коммунальное братство! На каком языке не говори — все до кости пробирает.
Они помолчали, глядя на океан, за которым, если плыть вправо, наискосок, была родная земля.
— Ты, чего, Васек, может, думаешь, что я Сероштанов? — спросил вдруг Сероштанов. — Нет-нет! Нас путают — усы, морда, характер! А на правду-то я — Белобрюков.
— Вероятно, — отвлеченно согласился Васька.
— Так оно, так, Васек! Неужто думаешь, что Сероштанов бы по-французски? Реально ли?
— Мало, — кивнул Васька.
— То-то же! При телепортации меняется персоналидад. В общем, и ты, приятель, вижу, до Васьки не дотягиваешь! — бывший Сероштанов прищурился и сплюнул в песок. — Хорошо разглядеть, так посторонний — то ли Петька, то ли Митька, то ли вообще Жорж. Зря на тебя, заразу, водку тратил!
Васька слегка отрезвел. Он было усомнился в сероштановской личности, а теперь вспомнил, как тот смертельно жалел выпитое, принимаясь обыкновенно лупить собутыльника да приговаривать: «Не будешь, гад, глотать чужое!» Этого телепортация вышибить не могла.
— Прощай, Сероштанов! — крикнул Васька, убегая по каменным ступеням вверх, направо, наискосок сквозь тропическую ночь — к огням и музыке, к невнятно-манящим женским голосам.
Как запорожец, в желтых трусах с синими лампасами, ворвался он на обширную, залитую ярким светом веранду.
Шумел черный океан, выныривали дельфины и барракуды, а из ослепительного пространства, уставленного чем-то белоснежным, Шурочка звала рукой. Ваське почудилось, что это гигантская коммунальная спальня, где можно прилечь на любую более-менее свободную кровать. Вокруг большинства сидели полуобнаженные люди, готовясь, как видно, ко сну. И Шурочка поджидала у длинного двуспального ложа, на котором виднелись фрукты, овощи и столовые приборы. Особо не вдаваясь, Васька растянулся на белой простыне, положив под голову полдыни. Какие-то козероги и раки блуждали по глубокому небу. Слышалась французская речь канадских лесорубов и лесорубш. Небесная дева склонялась над ложем и влекла-влекла в объятия, слегка покалывая в задницу вилкой.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: