Александр Дорофеев - Мексиканский для начинающих

— А что Алексей Степаныч? — спросил Васька.

— Деловым проездом, — скупо ответила Шурочка. — Передавал тебе пожелания вернуться наполненным, чтоб глаз горел и ушки на макушке.

— Милый человек, — заметил Васька. — Специалист по ширмам! И я, знаешь ли, к ширмам сильно питаю!

— О чем ты?

— Говорю — ширма вещь! Сдвинешь-раздвинешь. Выглянешь-схоронишься. Уютно! У меня дома три! С занавесочками и витражами Луи XV, с хрустальным стеклом в херуфимах, а третья — расписная. Подвигами жертвенной любви. Когда фигово, заширмлюсь и сижу.

— Хорошо ли, — усомнилась Шурочка, — отгораживаться?

Васька вздохнул.

— Одному — так себе. А если вместе — за моими Подвигами, за жертвенной любовью?

— Хотелось бы! — воскликнула Шурочка, но тут же сникла. — И чем займемся?

— Это не вопрос! Чем занимаются нормальные люди за ширмой?

— Вяжут носки? — мнимо наивно спросила она. — Вспомни, Васенька, ты не слишком нормален. Заалкоголишь подзаборно, а я… Я, безусловно, навяжу большую кучу носков. Не забывай, дорогой, о своих дефектах!

О, тяжело об этом! Лезут в голову поломанные швейные машинки, мусорные баки, дырявые цинковые корыта, перегоревшие лампочки, калечные куклы.

— Шурочка! — сказал Васька, прикладывая руку к ее сердцу. — Торжественно обещаю — пить брошу! Через три месяца.

Сердце забилось быстрей, но не подала виду.

— Милый, эти клятвы! Сам знаешь. Нужна кардинальность. И уши! Не упускай, прошу, из виду.

— День и ночь сторожу! — обиделся Васька. — Кардинально! Да хоть епископально! Зашьюсь-пришьюсь до конца жизни и свадьбу справим в каком-нибудь свеже-реставрированном монастыре. Ради тебя готов! Только ради тебя!

Шурочка нежно обняла его:

— Ради меня, ради нас с тобой, не кипятись и не тяни резину. Есть прекрасная возможность устроить все разом. Завтра же! За счет фирмы — Алексей Степаныч дал согласие в целях привлечения дефективных туристов! А Пако — хирург от Бога — не откажет. Си, Пако?

— Си-си! — кивнул он, притормаживая. — Очень кстати! Обратите внимание, друзья! По правую руку простой мексиканский крестьянин Хосе. А достопримечательность в том, что я пришил ему нос, откушенный в соседнем муниципалитете.

— Видишь! — обрадовалась Шурочка. — Пако можно довериться — он даст тебе новую жизнь. Трезвую голову с настоящими функциональными ушами.

«Любопытно, как функционировать будут? Парусить, пылить, оверкилить илить просто шебуршать — листвой и фруктом? — невесело думал Васька, глядя в окно.

А на обочине стоял добрый крестьянин Хосе, привечая проезжавшие машины взмахами дородного муравьедообразного носа. Не было сомнений, что им удобно окучивать маис. Не было сомнений, что Пако — хирург от Бога. От какого? — Это тревожило Ваську.

Город бел и черепичен. Узкие улицы круто взбираются и почти падают с гор. Отовсюду город на ладони: спускается ли в долину, возлежит ли на склонах, гнездится ли у обрывов, заглядывает ли в ущелья, карабкается ли до скальных вершин, вытягивается ли по хребтам и перевалам.

Казалось, расползается, как дикая малина, но храм Святой Приски, подобно розово-каменному стержню, удерживал, подвязывал, укорачивал вольность побегов. Сдержанность и строгость были тут испанскими. А вот расползание и дикомалинность сохранились с доколумбовых времен, от деревни с веселым индейским названием Тситиопарахуеводепелотаско, то есть Место для игры в мяч, где коренные ребята ритуально забивали голы и баловства ради тянули серебряные жилы из щитовидных ложбин.

Известно, на каждый щит найдется меч. Конкистадоры двуручными упразднили игровые ритуалы, преобразовали ложбины в рудники, коренных — в забойщиков, а веселое местечко — в город с выветренным и подсушенным именем Таско.

Но тоска не удавила потомков игроков в мяч — за четыреста лет шахтерства они выдали на-гора все припасы недр. Рудники закрылись, стало веселее. Если город был в серебряном хомуте, то теперь в канители. Серебро из подземельного превратилось в лавочное.

Несметно число серебряных лавок в Таско — чуден их внешний и внутренний вид при любой погоде!

Только из одного витринного товара можно отлить серебряный Днепр от Киева до Херсона!

Чего только нет в лавках!

Украшения нательные, карманные, настольные, подвесные, настенные, напольные, лежачие, стоячие и слегка ходячие. Серебряные дельфины, крабы и креветки, ножи и пистолеты, тигры, колибри, подсвечники, ходики с попугаем, совы, рюмки и бутылки, аристотели, ширмы, диадемы, кепки, перчатки и носки, наручники и просто браслеты, созвездие Геркулеса, бананы, арбузы, теория относительности вроде бы чистого серебра, элвисы пресли с гитарами, отдельные гитары, быки, барабаны, революция тысяча девятьсот десятого года в миниатюре, полярный медведь в натуральную величину, скрипки, дон-кихоты, донские и кубанские казаки, серебряные сны и серебряные свадьбы, серебро в гранулах и в порошке, Эйфелева башня, бюстики Алексея Степаныча, лампочка Ильича, шкафы, Джоконда и князь Серебряный… Чего тут только нет! Тут есть все! Это серебряный сапата нашему миру!

А сколько видов и подвидов, классов и подклассов, сколько форм и подформков! К примеру, как множественен пернатый бог Кецалькоатль — его можно надеть на палец, прицепить к уху, обмотать вокруг шеи, повесить на грудь, заколоть в прическу и, наконец, попросту опуститься задом в его серебряные объятья.

В центральной лавке Шурочка раскопала серебряные уши богини плодородия Икс-Чель. Это была точная копия золотого подлинника, сгинувшего в песках времени вместе с бесценным изумрудом Глаз Моктесумы.

— Тебе бы такие, Васенька, — вздохнула она. — Большие. Изящные. Хочется ухватиться обеими руками, как за спасательный круг. Знаешь, мне будет спокойно рядом с подобными. Пако примет их за образец.

Васька промолчал, считая затею с ушами дурацким капризом.

— Вижу — не согласен. Думаешь, это моя придурь, — погрустнела Шурочка. — А ведь уши для любви… — Она замялась, не находя слова.

— Что птица для компота! — хмыкнул Васька.

— Напрасно смеешься! Я хотела сказать, если уж прямо, что уши — важнейший любовный орган.

— Вот-те на! — оторопел Васька. — Рот. Язык. Нос — на худой случай! Можно понять. Но каким боком уши? Или это метафора, или, прости, ты извращенка.

— Не говори глупости! — махнула она рукой. — Просто сделай подарок к свадьбе — красивые плодородные уши! Разве это много, Васенька?

Нет, просьба не была чрезмерной. Странная, но скромная. Могла бы затребовать более серьезных хирургических вмешательств. Если разобраться, зашивка выпивки и укрупнение ушей — сущие пустяки.

Свадебные дары бывают круче — шубы, алмазы, мерседесы… И все же несомненно червь точил. Операция есть операция! На чужбине, под общим наркозом — хрен знает! Помирают и от прыща, и от щекотки. До слез обидно разминуться с наследством!