В тени двуглавого орла, или жизнь и смерть Екатерины III

— Увы. Со всеми вытекающими из этого последствиями: Герцен, народовольцы, террор…

— Прежде всего, цвет российской аристократии, сгинувшей в сибирской глуши. Боюсь, мы все-таки переоцениваем роль личности в истории: прямое вмешательство опасно, а косвенное — малоэффективно.

— И отвратить войну в случае падения Сперанского будет некому. Хотя… вряд ли один человек, пусть и незаурядный, способен раскрутить маховик истории в другую сторону.

— Способен. Если достаточно беспринципен и направляет свои действия на построение тоталитарного общества путем самого жестокого террора. Прецедентов сколько угодно.

— Возможно, нужно высаживать в прошлое не одного человека, а как бы десант…

— Коллега, вы не читаете классиков? Фантасты уже высаживали подобные десанты, причем не в одной стране, а сразу в нескольких.

— Но это же фантастика!

— То, что делаем мы, показалось бы тем писателям еще более фантастичным. В конце концов, полетом на космическом корабле уже никого не удивишь.

— В отличие от перемещения по времени? Пожалуй. Но ведь даже мы не в состоянии вернуть человека в точку отправления в том же самом возрасте, в котором он ее покинул.

— Ну, вот это уже как раз фантастика чистой воды!

— Сейчас. А завтра?

— А завтра на встречу с Марией отправится Анна. Примет собранную информацию, оставит новые носители, лекарства и так далее. И Мария будет продолжать работать… пока ее жизни ничего не угрожает.

— Она по-прежнему настаивает на таинственном отравителе из дворцовой среды?

— По-прежнему. Более того, считает, что там еще процветает шпионство. Но из Твери многого не увидишь.

— А если осуществи тьс я новый европейский проект?

— Тогда придется посылать в Россию другого человека. Так что нам нужно в кратчайшие сроки выбрать объект, подобрать сотрудника, разработать легенду… ну, и так далее.

— Кратчайшие сроки?! Но ведь такая подготовка требует не менее полугода.

— У нас есть максимум половина этого срока.

— А если европейский проект провалится?

— Тогда… тогда, наверное, замена будет не нужна. Ведь Мария останется в России.

— А если Наполеон все-таки женится на австриячке…

— То война тем более неизбежна. Нужно будет передать Марии кое-какие соображения относительно роли Александра в этой войне. Он ведь наверняка будет рваться к роли главнокомандующего…

— Неизвестно. Об этом человеке ничего нельзя сказать заранее. Кто, например, мог предположить, что император увлечется супругою Карамзина?

— Тот, кто ее видел. Мария, например, ни капли не удивилась: она не раз любовалась прекрасной женой историка.

— И ни одного портрета!

— Великая княгиня предлагала, она ведь неплохо рисует, но Карамзина отказалась наотрез.

— Редкая скромность для женщины того времени.

— Любого времени, коллега. Любого. Но оставим в стороне прекрасных женщин. Поговорим лучше о…

— Прекрасной женщине, которая носит титул великой княгини и может стать императрицей России?

— Угадали.

— Нет, это уже переходит все границы! Захватить государство моего свекра, морочить голову моему августейшему брату и свататься к моей младшей сестре! Этот корсиканский выскочка заслуживает… заслуживает…

Мария Алединская редко видела великую княгиню Екатерину Павловну в таком гневе. Обычно княгиня сохраняла выдержку и хладнокровие в любых ситуациях, но тут… По-видимому, последней каплей, переполнившей чашу, стало действительно нахальное предложение Наполеона отдать за него великую княжну Анну.

— То, чего он заслуживает, он получит, — сдержанно ответила Мария. — Но я не совсем понимаю, что так разгневало ваше высочество.

— Письмо матушки, естественно!

Екатерина прекратила мерить будуар шагами, упала в кресло и взяла со столика распечатанное письмо от вдовствующей императрицы.

— Уму непостижимо! Аннет только что исполнилось пятнадцать, а этому… этому уже сорок! И эта дурочка вообразила, что любит его. Она уже мечтает, как укротит этого зверя своей кротостью и нежностью, принесет мир Европе…

— Она еще дитя, — улыбнулась Мария. — Такого человека, как Бонапарт, нельзя сковать цепями из брачных роз.

— Он предлагает отдать России Польшу в обмен на высокородную супругу. Неглупый ход, должна заметить.

— Обещания Наполеона…

— Вы правы, Мари. Обещания этого человека не стоят той бумаги, на которой написаны. Мой брат подписал с этим чудовищем мир в Тильзите — и что? Разве ситуация в Европе изменилась к лучшему? Даже отношения между Францией и Россией ухудшаются с каждым днем. Наполеон стал предъявлять Александру, который и без того тяготится этой обременительной дружбой, какие-то нелепые обвинения.

— Обвинения? Императору?

— Невероятная наглость, Мари! Наполеону, видите ли, не понравилось, что Россия выразила протест против аннексии герцогства Ольденбургского и присоединения его к Франции, и расценил это как вмешательство в дела членов Рейнского союза. Кроме того, Наполеон возражает — возражает! — против усиления вооружения русской армии и перевода пяти дивизий из Молдавии к границам герцогства Варшавского. Словно Россия на собственной территории не вольна размещать свои армии по собственному усмотрению.

— И после этого ваша матушка и ваш брат готовы дать согласие на брак великой княжны с Наполеоном?

— Александр попросил двухлетнюю отсрочку. Аннет еще слишком молода.

— Тогда успокойтесь. Этот брак никогда не состоится. Наполеон не станет дожидаться, пока невеста подрастет. Тем более, он практически решил вопрос об австрийском браке.

— Слава Богу!

— Не знаю, ваше высочество. Боюсь, в этом случае нам следует готовиться к худшему. А это — совсем не то, что нужно России.

— Вы говорите, как этот… Сперанский, Мари. Мне это неприятно.

— Я знаю, что вы, ваше высочество, не любите этого человека, но…

— Я его терпеть не могу, Мари! Без всяких «но».

Мария тихо вздохнула и решила отложить этот разговор до лучших времен. Сейчас Екатерина Павловна была слишком возбуждена, чтобы здраво мыслить. Тем более, беспристрастно рассуждать о том, кого почитала злейшим врагом — своим и… государства. А жаль…

Мария еще раз припомнила то, что знала о Михаиле Сперанском — одном из ближайших советников императора Александра и единственном человеком в его окружении, который, вопреки всему, противился войне с Наполеоном.

Карьера Сперанского была удивительна. Сын сельского священника, закончивший духовную академию, уже в двадцать один год был профессором словесности, физики и математики. Затем он возглавил канцелярию внутренних дел. Именно там его и заметил император, пораженный необыкновенным дарованием, обширностью и глубиной знаний, умением ясно излагать свои мысли и решать трудные вопросы.