Вильгельм Зон - Окончательная реальность

– Это слова логика, – задумчиво ответил Симович. – А Гитлер далек от логики. Он истерик. Он может ударить, не думая о последствиях.

– Вот и прекрасно. Это прекрасно, когда лидер не думает о последствиях! – Лэйн осекся. Симович смотрел на посла потрясенно.

– Значит, с вашей точки зрения, это благо, если Гитлер начнет войну? – глухо спросил Симович.

– Нет, – Лейн был смущен. Стараясь выйти из затруднительного положения, он решил приоткрыть карты: – Гитлер отдает себе отчет в том, что, начни он против вас военные действия, ему придется столкнуться с объединенным фронтом греков и англичан. По нашим сведениям, Гитлер планирует ударить по России – он не будет завязывать дополнительную операцию на Балканах.

Риббентроп пригласил к себе Гейдриха.

– Наша агентура в Белграде, Загребе и Любляне, – докладывал Гейдрих, – передает, что экстремистская часть правительства Симовича, одержимая славянской идеей, ставит вопрос о блоке всех сил, противостоящих Тройственному пакту. Следовательно, к этому блоку может примкнуть большевистская фракция, которой будет санкционирован выход из подполья. Если борьба против демократического режима Белграда не составляет особой трудности вследствие национальной проблемы, раздирающей южных славян, то механизм большевизма может внести элемент единства и порядок в это славянское болотце. В связи с этим я приказал создать оперативную группу во главе с опытными специалистами. Эти люди возглавят ударные части СС, которые будут сброшены с самолетов во все провинции Югославии в ту минуту, когда генеральный штаб Гальдера начнет военную операцию.

– Не когда, а если генеральный штаб Гальдера начнет военную операцию.

Гейдрих навострил уши.

– Не стоит обольщаться, мой дорогой Гейдрих, – Риббентроп пристально смотрел на соратника. – Евразийцы в окружении фюрера сильны как никогда. Розенберг – этот любитель варварских славянских ритуалов, похоже, снюхался не только с Кейтелем, но и с вашим ненаглядным шефом Гиммлером. Все они хотят воевать в России, создавая Великую Евразию от Мадрида до Владивостока. Безумцы, начитавшиеся сказок Хаусхофера. Но мы-то с вами прагматики, Гейдрих. Мы-то понимаем, что будущее Европы в евро-атлантическом братстве, и поэтому главный враг – Англия, и ее проеврейская, проамериканская элита! Зачем тратить силы на русских? Поверьте, с ними можно договариваться. Господа Молотов и Сталин достаточно разумны, чтобы понимать общность наших интересов в борьбе с Британией. Как только мы оккупируем Альбион, все будет кончено. Русские никогда не полезут на нас. Все, что им нужно, это кусочек Польши, Прибалтика, да еще какие-то старые реликвии из Трансильвании. Получив эти подачки, они добровольно – добровольно! – будут копаться в своей вечной мерзлоте, поставляя нам полезные ископаемые и нефть. Что же касается южных славян Югославии, то они должны испугаться. Мы поможем сепаратистам устроить «день ножей» по всей стране, и когда в Югославии родится массовый страх, когда сербы, черногорцы и боснийцы поймут, что села их будут сожжены хорватами, а города вырезаны, тогда они сами обратятся к немцам, которые придут и наведут в стране порядок, принудив неразумных к миру. Вот так мы должны работать, Гейдрих. Помните, дестабилизация в Югославии это прямой путь к военным действиям против Англии. Наш ранимый фюрер вынужден будет отложить план «Барбаросса», а там, глядишь, и с евразийцами поквитаемся. – Риббентроп усмехнулся. – Во всяком случае, пост рейхсфюрера СС должен в подобной ситуации занимать храбрый, лишенный предрассудков евроатлантист, а уж никак не фантазер, проводящий свободное время за поисками Грааля. Вы привержены идеям атлантизма, Гейдрих?

– Всецело, министр.

– Тогда зачем парашютисты? Почему не опытный дипломат шелленберговской выучки, который знает славянский мир, умеет работать и, без сомнения, сможет спровоцировать ситуацию, при которой ввод войск станет неизбежным? Как зовут того ловкого человечка из ведомства Шелленберга?

– Макс, – ответил Гейдрих, прекрасно понимая, что на самом деле фамилия Макса Риббентропу отлично известна.

– Вот-вот. Макс. Подобные люди хорошо умеют обтяпывать такие делишки. Поговорите о нем с Шелленбергом. И не забудьте повстречаться с нашим другом Розенбергом. Он должен быть уверен, что вы являетесь его надежным тылом в опасной игре.

– Понятно, министр. Разрешите идти?

– Пожалуй.

– Хайль Гитлер!

– Да ладно вам…

– К чему афишировать нашу расовую непреклонность? Давайте научимся афишировать свою терпимость – хотя бы на определенном этапе. Путь к конечной цели никогда не бывает прямым, Гейдрих, не мне это вам говорить.

Гейдрих устроил встречу с Розенбергом на следующий же день. Как и просил Риббентроп, Гейдрих сидел и почтительно слушал рейхсляйтера с одной целью: получше запудрить ему мозги. Иногда он задавал наводящие вопросы:

– А что если Югославия обратится к коммунизму? Как быть в этом случае? Как уничтожить коммунистическую угрозу без оккупации?

– Источник коммунистической угрозы находится гораздо дальше на Востоке, мой друг. Все, что мы делаем, связано с борьбой против этой угрозы. Наша задача в Югославии – не война, а подготовка почвы к грандиозной евразийской реконструкции! Лишь концепция евразийства в полной мере способна избавить мир от коммунизма. Поэтому я отвечу вам вопросом, который только поначалу может показаться странным: сколько русских эмигрантов, по вашему мнению, живет в Югославии?

– У меня нет под рукой точных цифр, рейхсляйтер.

– У меня есть точные цифры. Их там более трехсот тысяч. Из них примерно тридцать тысяч представляют для нас – в свете неизбежной кампании на Востоке – очевидный интерес. Вот это и должно стать объектом вашего самого пристального внимания в Югославии. Мы должны иметь в резерве определенную русскую силу, которая сможет проводить в России «евразийскую» политику. Украина и Белоруссия, безусловно, отойдут к нашим колонистам, а вот оттесненные за Урал славяне-русы станут скорее всего объектом уничтожения со стороны Китая или Японии. Хорошо ли это? Мы ведь еще не решили, на кого следует делать в Азии окончательную ставку: на утонченный дух Японии, на желтую массу Китая, или все же на славянское меньшинство.

– Хорошо, рейхсляйтер, – ответил Гейдрих после короткой театральной паузы, – однако не могу не поделиться сомнениями: если определенную национальную терпимость к латинянам Франции я понимаю, то в отношении славянского стада – простите меня – понять не могу.

– Вам придется понять мою «национальную терпимость» по отношению к «славянскому стаду», ибо именно мне предначертано вместе с фюрером осуществить глобальную перестройку мироустройства.