Сергей Протасов - На восток [litres]

Видок у него был еще тот. Губа разбита, под носом не до конца стертые следы недавней юшки, вокруг правого глаза наблюдалась подозрительная краснота. Судя по всему, к вечеру хороший такой бланш вылезет. Гимнастерка порвана, левого нагрудного кармана вообще нет. Пояснить свой внешний вид он не успел. За него высказались компаньоны. А выглядевший лишь чуть лучше Кузьма Рябой, из тех, что с самого сначала косо поглядывал на гимназиста, тихо вложил в руку скомканный лист бумаги со словами «ты обронил там давеча». Но тот, едва взглянув на него, сразу снова смял и выбросил. А докладчики аккуратно оттеснили их обоих, маяча, чтоб умылись.

– Там эта, гнездо значица было ихнее. Ну… пулеметное. И с винтарями ишо с десятка полтора. А он нас прямо сверху на них вывел. Мы пока подползали, он уж выцеливат пулеметчика-то. А Кузьма ему: «Тя кто винтовку держать учил, кулема?! Куды ты ее к левому-то глазу тычешь». А он молчит и стрельнул. Пулеметчику-то враз башку и снесло. А тут уж и мы жахнули. А оне за камни, да к ним ешо бегуть, из-за деревьев. Нам-то и не видать. Оне палят, мы палим, а ен чуть в сторонке, разглядел видать. Орал нам че-то, да не слыхать было. Ну, он вниз и сиганул, да с теми, что подбегали, сразу и схлестнулся. Одного прикладом в рыло, другого Кузьма застрелил, а прочих оне вдвоем вместе с мостками так и спихнули в пропасть. Там на них остатние и навалились. Нам сверху и не стрельнуть. Пока слазили, оне там вдвоем против восьмерых барахтались. Вот значит… А потом уж всем скопом пулемет сковырнули, патроны да винтари, что целые были. А ента штуковина у них свернутая прямо тама и лежала. Мы-то не поняли. Думали, бруствер какой чудной. А он сопнул, слазьте, говорит. А че, удобно вобче-то.

Семен Агапов с некоторым удивлением наблюдал за этим, слушая сбивчивый рассказ сразу от нескольких авторов, сменявших и дополнявших друг друга, а когда те ушли, подобрал листок смятой бумаги, пропитанный потом, уже потемневший и затертый по сгибам. Развернув, увидел ровные строчки, писанные явно женской рукой: «Прости, но я только теперь поняла. Ты не тот, кто сможет понять меня…» Не читая дальше, пробежал текст глазами до конца, где было одно четверостишье. На нем невольно задержался. Прочитал первый раз, мотнул головой, крякнул. Перечитал.

Вот значитца как! Ну, дура баба! А этот и сопли распустил. Ну, нече! Я те укорот придумаю! Затем, разворачиваясь лицом уже к своей роте, рявкнул:

– Собрать оружие, осмотреть убитых. Все патроны с собой, чтоб ни одного подсумка тут не осталось! Кузьма, пулемет проверить! Помощника себе сам выберешь. Оттащите вон туда, стрельните пару раз, на пробу. Вдруг погнуло чего. Раненых на себя. Вон тот чепыжник руби на жерди. Носилки для тяжелых делать будем. Гумилев, ко мне!

А когда тот явился, уже умытый, снова в очках, в чьей-то гиманстерке, чуток не по размеру, прорычал, тяжело насупившись:

– Чтоб связь была! Как хошь, а до той букашки докричаться должен!

И указал на маячивший в полуверсте от берега катер.

– Надо вот этот гребешок хоть пулеметом, да причесать. Сделаешь?

Увидев кивок, хлопнул по плечу и чуть мягче добавил:

– Держись, паря.

Тут как нельзя кстати, несмотря на активизировавшиеся японские батареи, к месту боя подоспел и один из миноносцев, закидавший мелкими фугасами позиции японцев и прилегавшие к ним заросли на гребне отрога, где трещали еще не меньше трех пулеметов. Благодаря этому поредевшей роте с трудом, но все же удалось вырваться обратно по тому же склону, по которому просачивались на исходную позицию. Потери оказались большими.

Но на этом неприятности не закончились. Учитывая полную непроходимость, дикость и безлюдность окружающей местности, считая себя на первоначально занятом плацдарме в относительной безопасности, Анцыферов ограничился только выставлением охранных постов на небольшом удалении от организованного лагеря. После того как японцы сорвали очередную попытку атаковать батареи по сухому пути, там спешно переформировывали потрепанные роты, принимали новое пополнение с пароходов и занимались отправкой раненых на конвой, планируя повторить атаку под прикрытием кораблей.

О том, что до японских пушек всего три версты по прямой, все как-то даже и позабыли. Но противник довольно бесцеремонно напомнил об этом в 15:03, начав перекидную стрельбу шрапнелью. Сначала явно били по площадям и не часто. Но постепенно нащупали сначала стоянку транспортов, вынудив их сняться с якорей и постоянно маневрировать, а затем и лагерь на берегу.

Выгрузку войск под непрекращавшимся обстрелом пришлось прекратить, отозвав назад все отправленные в лес разведывательные группы. Некоторые из них уже были атакованы японскими отрядами. Их отход сопровождался новыми стычками и, соответственно, потерями. В то время как попытки «Нахимова» подавить батареи, а миноносцев закрыть пароходы и плацдарм своим дымом ни к чему не привели.

В этих условиях Анцыферов был вынужден отдать приказ о немедленном возвращении всех войск на транспорты, оттянувшиеся к мысу Такано, куда японские пушки уже не доставали. А пехота, после новых потерь при попытке перевезти катерами хотя бы раненых, число которых постоянно росло, двинулась туда пешими колоннами, таща тех, кто не мог идти, на себе.

Шли вдоль пляжа. Сильно повезло, что часть его узкой каменистой ленты, тянувшейся под самыми скатами лесистых гор, удачно попадала в мертвую зону. Методично рвавшаяся почти над головами шрапнель обдавала только галечник да пенные гребни волн, накатывавшихся на черные валуны, или безвредно оседала в кронах. Но даже и так боевое крещение батальона оказалось кровавым.

Лишь в начале шестого часа вечера эвакуация войск с японского берега закончилась. Пользоваться радиосвязью все так же было невозможно, хотя расстояние до Хакодате не достигало и тридцати миль. Пока шел подсчет потерь, Энквист готовил рапорт о бое, планируя отправить его вместе с конвоем с таким расчетом, чтобы до темноты успели вернуться миноносцы его эскорта.

До тех пор выход из залива Муцу крейсер должен был охранять только с остающимися при нем катерами с транспортов, часть из которых сейчас обживались на противоположном берегу пролива. Там обследовавшие его шлюпки обнаружили подходящее место для их стоянки. Из-за абсолютной недоступности для любых видов высадки этот берег был совершенно не обитаем. Ближайшие обнаруженные сигнальные посты располагались гораздо севернее или южнее, а людского жилья и вовсе не было.

Спешили, так что, закончив амборкацию, пароходы тут же получили приказ выдвигаться. Но едва дав ход, они сразу повернули назад, отмигав, что видят большой дым на встречном курсе.