Сергей Протасов - На восток [litres]

В конце мая, точных чисел рыбаки снова не помнили, опять четыре дня нельзя было покидать порты. Тогда говорили, что идет русский флот, но скоро стало известно, что он прошел мимо Цусимы. Потом снова стояли на приколе, когда проливом ходили русские крейсера, и еще два дня спустя после этого.

Потом пошли слухи, что русские начали перехватывать все промысловые суда, ходившие на дальний промысел. К началу сентября не вернулось уже более десятка шхун из Аомори, промышлявших в Охотском море, у Сахалина, вдоль Курильских островов и у Камчатки. Такое случалось и раньше. Но никогда не пропадало более трех судов за год. А тут больше десятка за четыре месяца.

Из-за всего этого ловля рыбы и добыча морского зверя стали очень рискованны, и доход от продажи добытого на рынке в последние полгода уже не покрывал расходы на содержание судов. А после того, как из города и его окрестностей отправили войска в Маньчжурию, еще и объемы продажи резко снизились. Хотя в стране сейчас не хватает продуктов, денег у людей, чтобы покупать рыбу, тоже нет. В Хакодате и Муроране, где улов принимают на консервных заводах намного легче, но местные туда не пускают никого со стороны, а в Аомори рыбаки, по сути, теперь кормят только свои семьи.

Надежда появилась вчера, когда стало известно, что на станции города весь день выгружались войска, доставляемые по железной дороге. Пошли слухи, что они будут прибывать и дальше, а их кормить нужно. На рынке теперь можно будет постоянно продавать улов интендантам. Именно поэтому рыбаки и пошли в море сегодня рано утром. Даже после начала стрельбы не отчаивались и не стали поворачивать обратно. Надеялись, что русские, как уже бывало, просто пройдут проливом по своим делам и их не заденут.

Про вооружение небольших пароходов трофейными малокалиберными пушками, привезенными из Порт-Артура, писали в местной газете, так же как и о реквизировании для военных нужд более двух десятков шхун у местных купцов. Верфь в Аомори теперь занята только выполнением военных заказов и перестройкой этих судов. Что творится в Оминато, они не знали, поскольку приближаться к этому военному порту запрещено. Там еще в конце весны стояли миноносцы и несколько больших мореходных военных кораблей. Каких точно и сколько, они не знали.

Про батареи смогли сказать только, что им было известно о начале строительства военных складов в этом месте, развернутом в самом конце мая (так власти объяснили запрет на приближение к берегу). Все снабжение стройки шло из Аомори. Рабочие, нанятые по договору с армейским командованием, тоже были оттуда, но они до сих пор не вернулись в город, исходя из чего, считалось, что работы все еще продолжаются. И это было все. Никакой конкретики.

В ходе короткого утреннего контакта с большим судном никто не успел его разглядеть. Даже не знали, вооружено оно или нет. Во время дневных перестрелок с берегом укрепления также почти не видели. Они оказались удачно вписаны в пейзаж и совершенно терялись на его фоне. Четких ориентиров не было, так что стрелять приходилось, целясь во вспышки ответного огня. Учитывая, что из-за минной опасности к батареям не подходили ближе, чем на двадцать пять кабельтовых, не удивительно, что разрушить их так и не смогли. Подводя итог, пришли к выводу, что после целого дня боев стали знать о противнике не намного больше.

Понимая, что от бедолаг-рыбаков большего уже не добиться, так же как и простым наблюдением с занимаемой позиции, Энквист распорядился отправить их на берег, надеясь, воспользовавшись этим предлогом, попытаться приблизиться и лучше рассмотреть японские оборонительные позиции.

Рыбаков пересадили в баркас, сразу взятый на буксир одним из катеров, уже сновавших вокруг и осваивавших район предстоящего ночного патрулирования. В катер подсели офицеры, назначенные в парламентеры-наблюдатели, и эта сцепка двинулась к западному берегу пролива, подняв белый флаг.

Но авантюрно-хитрый план сработал не полностью. Когда подошли на две мили, с батарей грохнул предупредительный холостой выстрел, а следом на невидимой до того на фоне скал и леса мачте затрепыхался на ветру флажный сигнал с приказом лечь в дрейф и ждать шлюпку.

В ответ с катера просигналили, что имеют на борту парламентера, и продолжили движение, до тех пор, пока с батарей не выстрелили уже боевым, аккуратно положив его перед носом, едва не обдав брызгами. И это с полутора миль! Похоже, наводчики у японцев не зря свой рис едят. Дальше лезть на рожон уже явно не стоило, и машину застопорили.

Совсем скоро увидели шедший вверх по проливу моторный катер, быстро приближавшийся к дрейфующему нашему. Когда японец подошел, отправленный в качестве старшего переговорщика флагманский штурман капитан второго ранга Де-Ливрон через переводчика объяснил прибывшему японскому офицеру, что хотел бы передать некомбатантов, попавших в плен в ходе боевых действий, чтобы избежать риска для них, поскольку бои еще явно не закончены.

Японский пехотный офицер в чине капитана, прибывший на переговоры, внимательно выслушал, учтиво поклонился, поблагодарив, но сразу возразил, что всех на катер забрать не сможет, на что Де-Ливрон предложил воспользоваться нашей шлюпкой, с условием ее возвращения после высадки всех пассажиров.

Японец снова поклонился и отдал какие-то команды, после чего на японское суденышко передали буксирный конец, и оно двинулось в обратный путь. Проследив его траекторию, удалось разглядеть в бинокли хорошо замаскированную небольшую пристань милях в двух ниже по проливу, за которой и скрылся катер с баркасом.

Смеркалось. Вскоре Де-Ливрон начал опасаться, что до темноты японцы не вернутся. Их стоянка явно затягивалась дольше, чем требовалось для высадки людей из баркаса. Только спустя полчаса, когда уже совсем стемнело, со стороны пристани показались едва видимые ходовые огни. На катере приготовились к бою, от-мигав ратьером на «Нахимова» и миноносцы, что видят противника.

С наших ближайших патрульных суденышек выпустили несколько осветительных ракет, на что сразу ответил фонарь с берега: «Высылаю шлюпку с парламентером». Одновременно и приближавшийся из пролива японский катер обозначил свое место сигнальной ракетой и зажженными ходовыми огнями. Все ждали в напряжении, опасаясь подвоха. Японцы, без сомнения, тоже.

Спустя четверть часа катер наконец добрался до места встречи. Тут выяснилось, что баркас японцы вернули отнюдь не пустым. В нем оказался японский доктор, сопровождавший четверых тяжелораненых наших солдат. Их раны были обработаны и перевязаны, явно не наспех, но сами они находились без сознания.

Тот же пехотный капитан пояснил, что в качестве ответного жеста доброй воли командир укрепленного района Таиродате майор Оита отпускает из плена этих храбрых воинов, получивших раны на поле боя. Сейчас они уснули под воздействием морфия, но вся необходимая медицинская помощь им уже оказана, и их жизни теперь ничего не угрожает. Для завершения переговоров и эвакуации раненых предоставляется час времени, после чего боевые действия будут продолжены и все русские суда в японских водах, не пожелавшие убраться восвояси, уничтожены. От себя капитан добавил, что он горд тем, что ему выпало сразиться с таким отважным и благородным противником. После чего снова передали буксир, доктор пересел в японский катер, они опять поклонились и отбыли.