Михаил Ланцов - Крестоносец

Понятно, что имелась Сирия с Иудеей, Египет и другие сложные регионы. Но в целом с ними удавалось как-то договариваться. Тем более, что эти земли нуждались в защите от персидской экспансии и жаждали хоть какого-то покоя.

Теперь же все пошло в разнос.

Вся эта огромная конструкция начала складываться как карточный домик под давлением внешних врагов, и внутренних противоречий. И сил у Султана просто не хватало, чтобы все купировать быстро.

Да, Сулейман сумел мало-мальски стабилизировать ситуацию в восточной части Румелии и северо-западной Анатолии. И даже начал набирать силу, восстанавливая былое влияние, но разгром Селима в Евфратском сражении поставил жирную точку во всей этой истории.

Его сын и наследник бежал, бросив разбегающиеся остатки армии. И поднятые по повинности азапы с акынджи посчитали свой долг исполненным. То есть, отправились по домам. Из-за чего все в Европе, да и не только, сделали вывод — медведь издох, и пора делить его шкуру. Ведь если большая армия османов разбегается от трех-четырех тысяч крепких воинов, то что сделают десятки тысяч? Поэтому в практически всей Европе повсеместно собирались Крестовые походы, дабы успеть «откусить» свой «кусок пирога…» И не только христиане засуетились. Те же мамлюки, как докладывали Папе, уже выступили на север, стараясь вернуть свои старые владения в Леванте.

Одно сражение.

Всего одно сражение.

И ситуация в регионе превратилась из сложной в катастрофическую. Началась гонка, в которой счет пошел на дни.

Павел IV сразу не понял, зачем его коллега так поступил с этим провозглашением. Но теперь осознал — он что-то знал и воспользовался моментом, чтобы создать новую точку кристаллизации региона. Хочет того Андрей или нет. Хотя, конечно, манипулировать таким человеком сложно. Волк не собака. Чуть оступился с ним и не только руку по плечо отгрызет, но и глотку порвет.

Поэтому Папа решил зайти издалека.

Он в энциклике заявил, что Эдуард V Йорк не был убит в Тауэре в 1483 году. А будто бы Ричард III отправил его с братом в ссылку, где держал в заточении. И в 1485 году, после гибели дяди, он сумел бежать и скрыться на континенте. И уже вскоре после этого, соблюдая инкогнито, ему пришлось бежать на восток, опасаясь убийц Тюдоров. Он осел в Богемии, но там его настигли и убили. Его законный сын перебрался в Польшу и далее в Литву. Внук же пошел на службу Москвы, где, наконец, и нашел успокоение. Этим внуком и был дед Марфы.

Вроде бы ничего такого. Мало ли родов в изгнании?

Но ситуация выглядела куда как щекотливее.

Англия была расколота сразу по нескольким фронтам.

Прежде всего — религиозный. Да, папа Елизаветы и ее брат проводили политику насаждения англиканства. Но добрая половина Англии все еще оставались католиками. В том числе и аристократы. Причем католиками раздраженными и крайне агрессивными, не скрывающими своего недовольства «этой еретичкой» и «бастардом». Тем более, что в народе говорили, что Елизавета помогает деньгами еретикам Шотландии. Что только подливало масла в огонь.

Другим болезненным вопросом для Англии выступали этнические разногласия. Англо-саксонское население центральной Англии находилось в известных контрах со старыми кельтскими землями. Такими как Уэльс, Ирландия и отчасти Корнуолл. Что только подогревалось буйством Шотландии, так же во многом кельтской.

Ситуация хоть как-то удерживалась в рамках только по той причине, что Елизавета относилась к династии Тюдоров — кельтских аристократов из Уэльса. Но ей было уже 25 лет, что по тем временам немало, и она все еще не имела мужа с детьми и, судя по всему, не спешила ими обзаводиться.

Конечно, оставались Стюарты, шотландский королевский дом, имевший определенное родство с Тюдорами. Косвенное. Но они не сильно-то и привлекали собственно английское население, так как между Англий и Шотландией было пролито ОЧЕНЬ много крови.

Третьим, еще более острым вопросом, из-за которого Англию лихорадило, являлось огораживание и прочие социальные потрясения. Не так давно, в 1549 году по Англии даже прокатилось крупное восстание крестьян. Про мелкие бунты на местах и говорить не приходилось.

При этом самым крупным «огораживанием», то есть, сгоном крестьян-арендаторов с пашни дабы превратить ее в пастбища, стала реформация Генриха VIII, который отнял церковные земли и распорядился им по своему усмотрению. Поэтому селяне и аристократия, не завязанная на производство шерсти и продукции из нее, была очень агрессивно настроено не только к реформации, но и к политике Тюдоров. Да и простые обыватели-горожане не сильно млели от восторга из-за серьезного роста цен на продовольствие.

Ну и так далее.

Англия разрывалась противоречиями. И удерживалась в хоть каком-то подобие порядка только силой оружия и личными договоренностями… шаткими… очень шаткими… и чрезмерно многочисленными…

Появление в таких условиях новой фигуры в виде «возрожденных» Йорков создавало новую точку напряжения. Критическую. Ведь выбор между бездетной Тюдор и шотландкой Стюарт был, по сути, поиском меньшего зла.

Йорки же выглядели более компромиссными…

Понятное дело, что дед и его сыновья-внуки, без всякого сомнения от короны откажутся. Как и старшие родичи Андрея. В этом Папа не сомневался. Они простые мелкие дворяне, не титулованные даже. Никто из них не решиться соваться свой нос в этот островной гадюшник.

А вот Марта — нет.

Особенно в связи с тем, кем является ее муж, открыто заявлявший о непринятии им идей протестантизма. И осуждающий их. И даже более того — выступающий с полностью противоположными идеями и тезисами. Которые орден иезуитов старательно продвигал в массы. Даже издал книгу, в которой транслировал позицию князя.

В чем суть?

Протестанты признавали концепцию греха, но считали, что добрые дела не способны привести к спасению. И что во главе всего — вера и только вера. Из-за чего открывались лазейки в трактовке. Грубо говоря, ты можешь творить все что угодно, но если верить искренне и истово, то это компенсирует любые грехи.

Андрей же, в беседах с Игнатием де Лойолой говорил, что вера вне поступков — пустая болтовня и досужие домысли. И что раскаяние на словах не значит ровным счетом ничего. Ибо после смерти судьей человека и его тюремщиком становится его совесть, которая припомнит ему все. И ей плевать на пустые слова раскаяния. Она принимает только раскаяние делом. А посему, если ты творил всю жизнь зло, то после смерти — ответишь по заслугам. Даже если на словах ты верил и в чем-то там, опять же, на словах, раскаивался. Ибо все это не более чем лицемерие. Наивная попытка обмануть Бога.

Это не совсем «билось» с христианским каноном, который в этом плане был более сбалансирован. Но Павлу IV понравилась трактовка Андрея. Она позволяла наполнить привычные слова новым смыслом. И новыми пожертвованиями. Ведь пожертвование — это же дело, без всякого сомнения, доброе. Ну и в идеологическом плане выступало мощнейшим инструментом по борьбе с протестантизмом. Ибо позволяло выставить их лицемерами и лжецами в глазах простого населения.