Виктор Сиголаев - Шестое чувство [litres]

А что? Было даже оригинально… мягко выражаясь.

– Салма́н!

Мы с Сашкой синхронно вздрогнули.

Старик длинным мундштуком указывал себе на грудь. Потом ткнул в нашу сторону. И склонил голову набок. В сторону откушенного уха.

– План! – вытянулся по стойке смирно Егорочкин. – В смысле… Саша. Шурик.

Дед удовлетворенно выдохнул ароматным клубком дыма. Меня почему-то шатнуло в сторону.

– Витя… Караваев.

Зачем я назвал фамилию?

– Салма́н!

Дед медленно запрокинул голову назад и стал запускать к потолку белые мохнатые кольца. Типа мяч на вашей стороне, ребятки, делайте ход.

– Мы за лекарством пришли! – вызывающе заявил я. – Для Марьяны. От диабета. Нужно очень быстро!

– Марьяна? – быстро переспросил дед. – Кем ул? Кто такой?

– Не «кто такой», а «кто такая»! Женщина. Болеет диабетом. Нас прислала за лекарством. К вам!

– К нам?

Голос у деда был скрипучим и ужасно противным. Он реально раздражал. А еще я почувствовал, как в этом сладковатом угаре у меня начинает кружиться голова.

Что он там курит?

– К вам! К вам! – Я повысил голос. – Слышь, Хоттабыч! Там человек умирает, а ты изображаешь тут… тысячу и одну… немочь. Где инсулин?

Неожиданно старик коротко хохотнул и замахал на нас руками.

– Хватит, все! – произнес совершенно по-человечески. – Сдаюсь! Что там с Марьянкой?

– Я ж говорю, – несколько опешив, повторил я, – плохо ей. Диабет.

– Нормально все, мальчишки, – отмахнулся дед. – У нее такой же диабет, как у меня перхоть.

И приподнял растаманку, демонстрируя великолепную плешь.

– А что у нее тогда? – зацепился Сашка. – Она что, сумасшедшая?

– Все мы… не совсем нормальные. Она, конечно, больная, но лекарства я ей не дам. Я им не распоряжаюсь. Все вопросы к Федору. Квартира напротив. Дорогу найдете?

– Там нет никого, – хмуро сообщил я. – Мы уже стучались.

– Правильно. Вечером только все будут. Как стемнеет…

– Она до вечера кони двинет!

– Поверьте, ничего с ней не приключится. Жадность все да неумеренность. Вот кто наши искусители.

– О чем это вы?

– Тыкай мне, парень. Тыкай. Не надо «вы». Я ведь не учитель школьный. Так… хиппарь недоделанный.

– Вы… ты уверен, что дамочка не загнется?

– Загнется когда-нибудь, – равнодушно отмахнулся Салман. – Я, так, к примеру, давно авансом живу. Ухо видел?

– При чем тут…

– Собака отгрызла. Бродячая. Голодная. Одно ухо полностью, а на втором я очнулся, ей спасибо. Вместе в одном сугробе ночевали. Если б не она – замерз бы, а так – не дали друг другу помереть. Философия, однако. Собачья…

И снова глубоко затянулся, прикрыв глаза.

А меня снова качнуло. Это что витает в воздухе? Опиаты? Этот дед – наркоман, что ли? И… такой старый? Что-то не бьется. Наркоманы долго не живут. Это я точно знаю.

– Салман, а сколько тебе лет? – не удержался я от любопытства. – Девяносто?

Дед медленно приоткрыл один глаз. Еще раз затянулся, подержал дым в легких и выпустил сизую струю в мою сторону.

– Сорок пять, – равнодушно протянул он. – Старый. Я даже Фестиваль помню… этот… когда же он? А! В пятьдесят седьмом году. Ты не знаешь. Молод. А я там в первый раз ганджубасил… В восемнадцать. С неграми. Прикинь?

Он хихикнул.

Почему ж не знаю? Фестиваль молодежи и студентов – прорывное событие по тем временам. Страна приоткрыла уголок своего железного занавеса. Через который хлынул к нам всякий… ганджубас.

Только вот…

– Бред, – покачал головой я. – Так не бывает. Это очень давно было. Наркоманы столько не живут!

Глубокий старик, говоришь? Не меньше девяноста? А сорок пять не хочешь?

В глазах плавали яркие огни, голова уже не просто кружилась – шатало не по-детски.

И вдруг меня осенило:

– Слушай, дед! А ты, часом, не…

Снова качнуло.

– Чего ты там говоришь? Эй, парниша?

– Трафарет! Точно. Трафарет!!! Ты, что ли?

Старик хитро прищурился:

– Нерсе?

– Я говорю – тебя, часом, не Трафаретом кличут?

– Кем ул? А кто это?

– Ты мне голову не морочь, Трафарет! Старый ты долбежник. Ты ж явно не из простых нариков, я вижу!

Салман вздохнул сокрушенно и цокнул языком. Что у них это означает? Сожаление? Отрицание? Выглядело как: «Извини, брат. Ошибся ты».

– Стар я… – туманно повторил старик. – Слаб. Был Достоевским. Давно. Сейчас силы уже не те. Другие дербанят.

– Ты о чем вообще?

Черт, как кружится голова!

– А ты о чем? Какой-такой трафарет? Зачем трафарет? Белмим. Не знаю ничего.

Врет?

А что, если… пощупать на вшивость?

– Слушай, Салман, а это вообще, чья квартира? Папы твоего?

Старик снова всосал в себя порцию ядовитого дыма.

– Угу.

– А папа кто? Архитектор?

– Умер.

И облако нимбом вокруг растаманки.

– Я спрашиваю, при жизни он кем был? Архитектором?

– Строителем, – вдруг известил меня Салман совершенно будничным тоном. – Начальником УИРа. Знаешь, что это за буквы?

– Еще бы…

– Да ты, парень, проверяешь меня, никак? Вру я или нет? Так?

– С чего ты взял?

– Э-э! Живу долго. А ты умный мальчишка! С виду и не скажешь. Хочешь к нам в «семью»? Нам такие умные нужны.

– Наркоманить?

– Совсем не обязательно. Захочешь – вмажешься, не захочешь – никто насильно впихивать не будет.

– Впихивать, – проворчал я, передразнивая деда. – Зачем я вам? Для красоты? Для престижу?

– Шляпу у меня кто-то ворует, – вдруг посерьезнел старик. – Я даже почти знаю кто. А заниматься лень. Помощь нужна…

«Глуши шляпу!»

Сговорились, что ли?

– У тебя на голове твоя шляпа! Эфиопская. Если хочешь, прикрути к макушке шурупом, чтоб не украли. На веки вечные. Только… я же говорю, наркоманы столько не живут!

– А я и не живу, – услышал я из клубов дыма. – И ты тоже… не живешь. Тебя вообще здесь нет. Вон тот, белобрысый, есть. А ты… ты мне только кажешься. Ты мертвый. Чужой. Не отсюда. Чур! Чур тебя! Чур меня!

Я попятился.

Сашка, так просто молча развернулся без лишних рефлексий да загрохотал вниз по лестнице. А я медленно задом нащупывал ногой каждую ступеньку.

– Чур! Чур меня! Каргыш! – неслось мне вслед. – Исчезни! Нет тебя! Шайтан!

Глюки пошли у старого! Что этому деду примерещилось?

То, что я – это… не совсем я? Или почувствовал старый своим расширенным сознанием, своим наркомановским шестым чувством все мои замысловатые отношения со временем?

Сверху что-то с грохотом обрушилось на пол.

Или кто-то…

А я, не заметив, как пролетел оставшиеся метры до дверей, пулей выскочил из прокуренной квартиры. Сашки в коридоре уже не было, надо думать – встречу его около подъезда. Ну что, Саша План, увидел живого наркомана? Понравилось? Что ж ты так ретировался по-быстрому?

Я медленно пошел на выход.

Мужик в наколках с первого этажа, приоткрыв дверь своей квартиры, внимательно наблюдал за моими перемещениями. Я показал ему «викторию» двумя пальцами – мужик юркнул в родную норку. А они тут чтут соседей!