Борис Батыршин - Курс на Юг [СИ litres]

– Не понимаю, зачем понадобилось лезть в этот ведьмин котёл со штормами и прочими айсбергами? Шли бы себе Магеллановым проливом, как и остальные пароходы. Я понимаю, парусники – им в узостях, если что, непросто лавировать против встречного ветра. Но мы-то!..

Шкипер Девилль стоял на мостике, вцепившись в поручни так, что побелели костяшки пальцев. Вместо привычного форменного, тёмно-синего с золотом, сюртука и такой же фуражки – на нём были кожаная зюйдвестка и непромокаемый плащ. На ногах – тяжёлые рыбацкие сапоги. В таких, если свалишься за борт, то моментально пойдёшь на дно, словно с гирей, привязанной к лодыжкам, и никто круга спасательного бросить не успеет.

Хотя, бросай – не бросай, исход один. Не было ещё случая, чтобы несчастного, оказавшегося за бортом на траверзе мыса Горн, удалось спасти, поднять на палубу. Эти воды не выпускают своих жертв.

Греве (он, как и шкипер, был в «непромокабле», словечко из лексикона Морского Училища) спорить с опытным мореходом не стал. Девилль прав, конечно: это парусникам приходится идти в обход мыса Горн, где довольно места, чтобы вырезаться длиннющими галсами. Судам с паровой тягой это ни к чему – в Магеллановом проливе куда безопаснее и удобнее, несмотря на коварные прибрежные камни и выматывающее душу маневрирование в узостях.

– Я уже объяснял, герр Девилль: не хочу раньше времени попадаться на глаза своим будущим служащим. Мимо Пунта-Аренас, где расположен угольный склад «Пасифик Стим», незамеченным не проскочить. «Луизу Марию» вмиг опознают, а матросы с проходящих пароходов разнесут по всем припортовым кабакам, что новый владелец компании явился принимать дела. А нынешние мои планы требуют, сколь возможно, избегать подобного внимания.

Девилль пожал плечами и что-то буркнул в ответ. Вся сущность старого морехода противилась тому, чтобы рисковать судном по столь ничтожному поводу. Но с судовладельцем не поспоришь – тем более, что супруга его, так же вполне сведущая что в морских, что в коммерческих делах, с мужем вполне согласна. Правда, сейчас она лежит пластом в своей каюте, и стюард таскает ей куриный бульон и зажаренный кукурузный хлеб – вместо горничной, которая находится в таком же незавидном состоянии. Пролив Дрейка безжалостен.

– Мачты на правом крамболе! – сигнальщик едва перекрикивал завывания ветра. – Большое парусное судно в двадцати кабельтовых, идёт нам напересечку!

Греве вскинул к глазам бинокль, вгляделся – и замер, поражённый.

Поначалу ему показалось, что в линзах бинокля мелькнул лишь клок тумана, сгусток пены сорванный с гребней волн, и принявший по прихоти ветра причудливые очертания. Но стоило только приглядеться – и неясный силуэт приобрёл резкость, чёткость очертаний, превращаясь в контур парусника, идущего с сильным креном под всеми парусами. Корпус, прогнутый глубокой седловиной в районе шкафута; сильно заваленные, словно у французских броненосцев, борта; на юте и баке громоздятся двух-а то и трёх ярусные надстройки. Длинный гальюнный выступ под круто задранным вверх бушпритом, несущим вместо привычных стакселя и кливеров малый прямоугольный парус блинд. Суда с таким парусным вооружением бороздили моря во времена Френсиса Дрейка. А ещё – таинственный пришелец не карабкался, подобно «Луизе-Марии», на гребни волн – она шёл сквозь них, словно не замечая стены ледяной воды, вздымающиеся на пути…

Греве услышал, как вздохнул – или всхлипнул? – стоящий рядом Венечка Остелецкий.

– Ты тоже видишь это… эту?…

– Ясно, как день. – отозвался Остелецкий. – Что за чертовщина? Как можно в такой ветер, при такой волне нести все паруса? И вообще, этому корыту лет двести, не меньше…

– Сохрани меня святой Эмеберт, и его сёстры, святые, Фараильда иРейнельда!

Девилль мелко закрестился, в глазах его плескался тёмный ужас.

– Это судно проклятого капитана Ван дер Деккена! Все, кто его увидит, обречены!

Жуткая тень приближалась – на глаз до неё было теперь не более пяти кабельтовых. Греве почувствовал, как спина, несмотря на пронизывающий ледяной ветер, покрылась потом, волосы зашевелились под зюйдвесткой – на ноках реев и на клотиках всех трёх мачт чужака пылали мертвенно-синие огни. И, словно ответ, палуба «Луизы-Марии» озарились сиянием огней святого Эльма, вспыхнувших на клотиках её мачт, на ноках гафелей, даже на леерных стойках, окаймляя палубу призрачным световым контуром. И – тишина, внезапно навалившаяся на людей, словно не свистел минуту назад ветер у снастей, словно не били в барабан корпуса валы, словно не отзывались измученные шпангоуты и киль глухими тресками и скрипами…

Девилль медленно опустился на колени. Подзорная труба выпала из его рук, глухо стукнулась о доски палубного настила и откатилась, застряв в шпигате.

Этого Греве снести не мог.

– Возьмите себя в руки, шкип! Веня, вперехлёст тебя через жвака-галс, чего встал столбом? Высвистывай к носовому орудию своих архаровцев, да поживее!

Остелецкий кивнул и ссыпался с мостика, судорожно хватаясь за поручни – Греве заметил, как побелели у него костяшки пальцев. «А ведь перепугался старый друг… Да и кто бы на его месте не перепугался?..»

Он стоял, намертво вцепившись в ограждение мостика, и не отрывал взгляда от надвигающегося на пароход кошмара. А потому – не видел, как высыпали на палубу из носового люка комендоры, подгоняемые Остелецким, как сноровисто расшпилили носовое орудие, как сорвали просмолённые чехлы с кранцев первых выстрелов, как подали сначала чугунную чушку фугасной бомбы, а потом пороховой заряд в шёлковом, промасленном картузе.

Грохот выстрела вырвал Греве из оцепенения. Сразу навалились остальные звуки – вой ветра, волны, скрип рангоута, истошный крик Остелецкого: «Заряжай!» и матерный рёв комендоров, осознавший наконец, на какую цель приходится наводить сорокафунтовку.

Грохот.

– Заряжай, молодцы, коли жизнь дорога!

Грохот.

– Задробить стрельбу! – каркнул барон, свесившись с мостика. – Нет уже никого! А может, и не было вовсе, привиделось…

И действительно: жуткий призрак пропал, погасли мертвенно-белые огни, и даже шторм, вроде, поутих, словно изумлённый случившимся.

– Орудие по-походному, зачехлить! Спасибо, ребята!

– Рады стара-а-а…

Донеслось в полубака.

– Боцман, всей команде по чарке! – гаркнул воодушевлённый Греве, забыв на миг, что он отнюдь не на борту «Крейсера». – А молодцам-комендорам по две, заслужили!

– Спас-с-с вашброди-и-и…

– Прошу великодушно простить меня, герр Греве… – просипел, поднимаясь на ноги Девилль. Оказывается, он так и простоял всё это время на коленях, обняв тумбу нактоуза.

– Должен заметить, что на «Луизе-Марии» до сих пор не было такого заведено. И вообще, как можно употреблять спиртное в шторм?